О современном неогностицизме (ответ Зайцеву А.А.)

, канонизировавший многих мучеников из числа иерархов, предупредил, что их мученический подвиг не является непреложным свидетельством  правильности их экклезиологических взглядов и позиций.

Господин Зайцев пишет: "Восточные Отцы не разделяли точки зрения блж. Августина, усвоенной впоследствии католицизмом и в еще большей мере протестантизмом, о коренной, почти субстанциональной порче человеческой природы в результате грехопадения. Взгляд подавляющего большинства Святых Отцов на порчу человеческой природы после грехопадения был более сдержанным. На основе греческой и византийской патристики можно говорить только о смертности, и страстности тленной падшей человеческой природы, и, как следствие, о дезинтеграции ее сил или действований (энергий)".

Здесь г-н Зайцев упускает из виду необходимый фактор всякого гносиса и исследования, а именно то, что в философии называется "позицией". Можно рассматривать человеческое естество как творение Божие, в котором не содержалась причина зла и греха; это естество под тиранией и властью греха остается само в себе в своей первозданной сущности чистым.

Однако здесь акцент делается на софийность естества как на творение Божественной Мысли. Поэтому у святых людей человеческая плоть остается та же, но приобретает иные свойства во взаимодействии с благодатью. И мы воскреснем не в чужих, а в своих телах, хотя бытие и возможности этих тел станут иными. Это говорит о том, что естество понималось Св. Отцами не на клеточном уровне, не как поток материала, который воспринимает и отторгает тело, а как неизменная организационная сущность - то, что делает человека идентичным самому себе во всех возрастах жизни.

Другой взгляд на естество человека - это фиксация его эмпирического состояния. Душа поражена грехом; он разъедает ее, как ржа железо. Тело находится под гнетом следствия греха; болезни и смерти. Это состояние так выразил праведный Иоанн Кронштадтский в своем дневнике: "Человек - это гнойник, душевный и телесный". Грех живет в человеческом естестве, он проявляется в нем. Болезнь и природа человека не одно и тоже, но болезнь не может проявиться вне ее природы. Поэтому не только блж. Августин, но и ряд других Отцов, говорят о грехе, как порче природы, ибо как вне природы первородный грех мог бы передаваться по наследству?

И тот и другой взгляд имеют под собой основание. Первый говорит о неучастии природы в самом грехе, о природе как безгрешном творении Божием. Впрочем, этот взгляд несколько абстрактен и не уточняет, что он подразумевает под природой. Точнее, он абстрагирован от нашего фактического состояния, где грех паразитирует в нашем естестве, где само естество облеклось в "шкуры животных", т. е. стало грубым и косным. Не только блаж. Августин, но и его учитель свт. Амвросий Медиоланский, употребляли выражение о соучастии естества в грехе. Но г-н Зайцев и стоящие за ним, порицая излишнюю систематизацию, на самом деле заменяют ее примитивизацией.

Далее г-н Зайцев продолжает: "Преп. Максим Исповедник, который по праву признается одним из глубочайших богословов Церкви, утверждал даже, что и падшая человеческая природа сама по себе остается чистой, непорочной и незапятнанной. Преп. Максим четко разделял "закон естества" и "тиранию страстей", которые по отношению к естеству являются чем-то случайным, привходящим, не имеющим онтологических оснований. В этой связи утверждение архим. Рафаила, что "мистика первородного греха, которая как частица ада передается ребенку при его зачатии была (А. П. Осиповым) начисто проигнорирована", выглядит просто абсурдной".

Господин Зайцев или не понял, о чем я пишу, или сделал вид, что не понял. Первое не делает честь ему, как калужскому теологу; а второе - как человеку, настаивающему на спасении посредством "естественной совести", которой он должен быть богат.

Разве он не знает, что слово имеет прямое и относительное значение? К относительному значению относятся такие изобразительные средства речи, как метафора и сравнение. Неужели г-н Зайцев настолько не сведущ в литературе, что не мог понять, что выражение "как частица ада" является не буквальной фиксацией ада, а метафорой. Разумеется, что если сравнение, символ и метафору понять в прямом значении, то выйдет абсурд, но это уже будет абсурд не того, кто написал, а того, кто превратно понял. Надо сказать, что часто антирелигиозная пропаганда представляла священные символы как буквальные явления и иронизировала над мнимыми нелепостями христианской веры.

Если я скажу, что г-н Зайцев смел и дальновиден, как орел, то критик на таком же основании скажет мне: "Абсурдно отождествлять человека с птицей". Это может сделать только Диоген, который принес Платону общипанного петуха и сказал: "Вот человек Платона". (Платон в одной из своих бесед сравнил человека с существом без перьев). Известно, что древние киники (циники) старались отрицать символику и ритуалы.

Поэтому г-н Зайцев пришел к оригинальному выводу, что я сумел раздробить ад на частицы и наделил этой частицей каждого ребенка при его зачатии. Затем г-н Зайцев трогательно объясняет мне, что "ад не имеет своей субстанции" и тут же ставит знак равенства между субстанцией и реальным бытием, хотя бытие не субстанция, а предикат субстанции. Он удивляется: "Непонятно только, откуда эти "частицы ада" берутся, если Бог их не творил". Отвечу: их "сотворил" г-н Зайцев, отождествив метафору с реальностью".

Затем г-н Зайцев ободряет меня, надеемся "все же, что архим. Рафаил просто не слишком точно выразился, и манихейского "богословия ада" он на самом деле не исповедует". Благодарю за снисходительность, но все-таки советую вам, г-н Зайцев, лучше разобраться в такой проблеме, как манихейский дуализм. Всякий дуализм, будь то маздеизм, манихейство, богомильство, павликианство или альбигойство, говорит не только о двух субстанциях, противоположных друг другу, но и о двух творческих началах - добре и зле.

В некоторых системах, например, сирийского гностицизма, эти начала предвечны; в других, как маздеизм, над двумя творцами добра и зла - Армуздом и Ариманом - стоит высшее божество, которое в конце концов определит победу Армузда. В дуалистических системах сама материальность, как творение злого начала, отождествляется с нечистотой, а тело - с гробницей души. Поэтому спасение для дуалистов - это не преображение, а уничтожение человеческого тела.

Ад - не субстанционален, как творение Божие, но он - состояние субстанций - демонов и грешников. Так что можно сказать, что он пребывает в сущностях, как центробежная, скажем "богобежная", и дисгармонирующая сила. Но так как только Сам Бог внематериален и внепространственен, то ад с его обитателями имеет пространственное место. Метафизика ада - это вечность мучений, то состояние грешника, когда прекратится само время. Господин Зайцев хочет заменить ужас ада оптимистической картиной: кто не хочет находиться в аду, выходите оттуда. Куда? К свету, который они не могут созерцать, к благодати, которая жжет их души. Рай - это вечное богообщение, а ад - вечное демоноуподобление. Но рай и ад начинаются на земле, в сердце человека.

Господин Зайцев то причисляет меня к августинианцам, то приближает к манихеям, как видно забыв о том, что блж. Августин был самым выдающимся защитником Православия в борьбе с манихейством.

Что касается первобытного Священного Предания, сохраненного ветхозаветными праведниками неиудейского народа, я хочу напомнить г-ну Зайцеву, что праведный Иов ясно говорит о своей вере в грядущего Искупителя и в воскресение мертвых. Чем считает это г-н Зайцев, голосом "естественной совести" или Священного Предания?

Далее г-н Зайцев пишет: "Но дело в том, что ветхозаветные праведники из язычников, следуя по мере свободного произволения, законам своего богозданного естества, равным образом как иудей - предписаниям Закона Моисеева, подготавливались к посмертной встрече со Спасителем, к вечному соединению с Ним".

Святитель Иоанн Златоуст пишет: "Для сошедших во ад, где никто не может исповедаться (Пс. 6. 6)... и откуда уже никто не освободит нас, уже будет необходимо стеснение и в глубоком мраке, и несожигаемой пищей всепожирающего пламени" ( Сокровищница духовной мудрости. Издание Московской Духовной Академии. 2002. С 39.) .