Скрытый демонизм (из книги «Люди погибели»)

Подобно тому и в Индостане во многих храмах ритуалы проходили как представления с участием профессиональных актеров и танцов­щиц. Часто во время этих ритуалов употребля­лись маски не только богов и героев, но также и чудовищ.
Святые Отцы пишут, что демоны питаются человеческими страстями, как вампиры кровью, поэтому у театра есть свой оккультный аспект, свое оккультное поле. Характерно, что по пра­вилам древней Церкви к крещению не допуска­лись изготовители идолов, блудницы и артисты; занимающиеся же этими «ремеслами» после крещения отлучались от причастия и молитвенного общения. Есть и еще правило: будущий священник не должен брать в жены артистку, хотя бы она была девушкой, потому что сохранять внут­реннюю чистоту, исполняя роль Клеопатры или Мессалины, невозможно. Если современные ли­бералы называют театр «храмом искусства», то напрашивается вопрос: а кого они подразумева­ют под баядерами?
Еще одно сходство между йогой и тренингом артиста — это умение перевоплощаться в мыс­ленный образ. Йоги советуют человеку создать для себя второе «я» — идеального двойника как живую личность, с которой человек хотел бы поменяться местами (при этом они подчеркива­ют, что слово «идеальный» означает — желатель­ный для человека, а не подчиненный особым моральным принципам, иначе этот мысленный образ не будет жив). Затем путем медитаций, как мысленных, так и эмоциональных, человек должен отождествить себя с двойником, факти­чески потеряв ощущение своего реального «я». Также и для артиста необходимо вживаться в  образ своего героя до чувства исчезновения собственной личности.
В йоге практикуется упражнение, направленное на расслабление мышц тела, релаксации. Йоги называют это «асаной трупа». Подобные упражнения на расслабление входят и в трении артистов. Особое значение в йоге имеют упражнения для развития концентрации внимания, способности в течение длительного времени сосредотачиваться на каком-нибудь образе или слове,  отвлекая мысль от всего остального. Подобные упражнения присутствуют в системах всех крупных режиссеров.
Святые Отцы говорили, что человеческим страстям сопутствуют демоны этих страстей, поэтому многие места насыщены, буквально заражены страшным духовным ядом, сами стены, кажется, хранят память о том, что происходило в них, пропитаны запахом тонкого тления, который источали души их обитателей. Если театр называют «храмом искусства», то скорее можно сказать, что это школа искусства лжи, превратившаяся, по сути, в культ. Первая за­поведь христианской аскетики — хранить свое сердце. Театр, напротив, открывает сердце для всех страстей.
Добродетель нельзя показать на сцене. Христианские добродетели не демонстрируют перед миром, а, напротив, скрывают. Да, театр, за ред­ким исключением, и не занимается резонерством; он почти всегда тайно или явно насмехается над святыней и над тем, что в христианстве принято называть целомудрием. Однако есть и другая опасность: театр учит человека играть в жизни, как на сцене, казаться тем, чем он не является на самом деле, лгать и притворяться. Во всех революциях театр играл довольно зловещую роль, по крайней мере, симпатии боль­шинства артистов, как правило, были на стороне революции; по сути, главным импульсом театра стала ломка христианской морали.
После революции на осквернение театру были отданы многие храмы, и артисты без вся­ких укоров совести играли в алтаре как на сце­не — во всяком случае, нам не приходилось слышать, чтобы ведущие актеры решительно протестовали бы против такого кощунства. Мы все свидетели, как энергично они защищались, когда в последние годы их, как непрошеных гостей, выдворяли из храмов, переделанных в театры и цирки. Во времена Французской Революции государ­ственной религией был объявлен культ разума, призванный занять место гонимого христианства. И здесь революционеры обратились за помощью не к философам, а артистам. Олицетворением разума, богиней нового культа была провозгла­шена одна из опереточных артисток Парижа. Шутовской карнавал, тщательно отрепетирован­ный ее коллегами, разыгрался на улицах фран­цузской столицы. Обнаженную артистку, слов­но статую языческой богини, внесли на руках в Собор Парижской Богоматери; шествие это со­провождалось шуточными представлениями и фривольными песнями, в которых осмеивались христианские таинства. Затем артистку посади­ли, словно на трон, на Престол Собора, и члены Конвента приветствовали ее, продолжая кощунственное шутовское действо. Театральная богема Парижа была в восторге...
Нельзя не упомянуть и о таком отвратительном явлении в современном театре и кинематографе, как постановки, кинофильмы и балеты о Христе. Последняя грань цинизма — изображать танцующего Христа. Играть Христа может только кощунствующий безбожник или параноик визионер. Следует помнить, что первым, кто хотел сыграть роль Бога, был сатана.
Театр вырабатывает особый менталитет: сама жизнь здесь воспринимается как игра на сцене, а мудростью почитается искусство никогда не быть самим собой. И это тем более страшно в наши дни, когда каналы телевещания превратили в зрителей и участников театральных представлений едва ли не все человечество.
Сегодня в ближнем мы все явственнее видим артиста, а в человеческих взаимоотношениях - расчетливую игру, точно живем под крышей огромного театра. Универсальным грехом наших дней стала ложь. Она пронизывает все общественные структуры, родных людей делает чужими.
В последнее время стал модным термин «ноосфера». Мы не сторонники этой гипотезы, но если воспользоваться ею, можно сказать, что ноосфера катастрофически вырождается в «плутосферу». ( Ноосфера (от греч. «разум» и «мир») — сфера взаимодействия природы и общества. Содержание этого понятия 6ыло переосмыслено В. И. Вернадским. Согласно ему, ноосфера есть новое эволюционное состояние биосферы, связанное с возникновением и развитием человечества. Иными словами, человечество становится некой мощной силой, сравнимой по своему воздействию на природу с геологическими процессами. По анало­гии с этим следует понимать и значение употребленного авто­ром термина «плутосфера». — Ред.)

***

Мы хотели бы указать и еще на одну «дивер­сию» диавола: его план — подорвать Правосла­вие изнутри.
Духовные знания имеют свою специфику. Религию нельзя отождествить с какой-либо си­лой или способностью человеческой души, будь то рассудок, эмоция или воля. Религиозное чув­ство глубоко отлично от них, объем ля их и про­являясь через них, оно остается в то же время особым гносисом человека. Религия — это сама онтология человеческой души. Религия требу­ет включения в нее всей человеческой личнос­ти. Когда говорят, что религия это область че­ловеческого сердца, то не надо забывать, что Святые Отцы под сердцем понимали не эмоци­ональную сферу человека (как понимают это слово в наше время), а единство познаватель­ных сил, тот центр, откуда исходит наша мысль, где рождаются желания, принимаются решения, уже затем в области сознания воспринимаю­щиеся как слово, эмоция и императив к дей­ствию. Для религиозного гносиса необходимо очищение души от греха и страстей, которые поражают и разъедают, подобно коррозии, спо­собности души. С очищением сердца способ­ность человека к духовному познанию неизме­римо увеличивается. Именно поэтому в древней Восточной Церкви богословие рассматривалось как продолжение литургики и библиологии, а  образование, приобретаемое в духовных академиях, связывалось с включением в монастырскую жизнь и строилось, как здание, на фундаменте аскетики. Богословие (область чувств) и заповеди (область воли) — взаимно проникали и пребывали друг в друге. Богословие было святостью, выраженной через слово, тайной, выведенной из глубины молчания на периферию человеческого языка. Поэтому у Святых Отцов можно встретить такой афоризм «Кто истинно молится -  тот богослов; а истинный богослов тот - кто умеет молиться». Религия одного рассудка породила схоластику; религия одних эмоций — адогматический пиетизм; религия одной воли — плоскую морализацию. Все эти три вида «религиозной аналитики» стали духовным суррогатом.
Православная Церковь — преимущественно Церковь духовных созерцаний, храмового богослужения и внутренней молитвы. Литургика, мистика и аскетика — это дыхание христианского Востока. Учение о внутренней жизни подвижников Восточной Церкви уникально. В других конфессиях нет, да и быть не может такое удивительной ясности и глубины.  Восточная Церковь имела, как уже было сказано выше, свои традиции в духовном просвещении и образовании.