Когда поражение становится победой

По Тбилиси пронеслась как гром страшная весть. Полководец Мемнон предательски убит, ворота города открыты, хорезмийцы ворвались внутрь подобно дракону, который уничтожает все на своем пути. Пала Нарикала, Исани окружен. Люди ищут убежище, но кругом враги: они попали в львиный ров, из которого некуда бежать. Последнее сопротивление сломлено и войска хорезмийцев, как волны во время половодья реки, затопляют город. 

Сорван купол с Сионского собора,  как корона с царской головы. Смерть проходит с косой по улицам и площадям. Хорезмийцы обещали даровать жизнь только тем, кто отречется от Христа и примет ислам. 

Город, в изумрудной чаше гор, похожий на озеро, окаймленное лесами, город, наполненный с рассвета до глубокой ночи шумом, подобно гулу отдаленного прибоя, в котором слились вместе говоры семидесяти языков, звон бубенцов караванов, пришедших из дальних стран, крики продающих ковры и серебряную утварь, ржание коней,  песни погонщиков, звон оружия, музыка, льющаяся из окон домов; город, искрящийся радостью, жизнь которого была похожа на нескончаемый праздник, – теперь безмолвен, как  кладбище.

Город, который чаровал взоры  как дивный цветок с благоухающими лепестками, где твоя былая красота? Прошла твоя весна; цветок увял, зима своей ледяной рукой вырвала из земли его стебель. Где твои князя, которые выезжали со свитой на соколиную охоту? Теперь над их непогребенными трупами кружатся вороны, как будто черные тучи собрались над опустевшим городом. Где звуки чонгури и песни, воспевающие любовь, подвиги героев, и возвещающие о победах? Теперь только карканье воронов оглашает улицы мертвого города.  Тбилиси, который называли столицей Кавказа, который поражал чужеземцев царственным величием своих строений, мощью крепостных стен и башней, город, где казалось золото и драгоценные камни постилают улицы, теперь лежит окутанный черным саваном дымящихся пожарищ и пепелищ. По его улицам ручьями стекает кровь из под холмов трупов, будто  виноградный сок из точила. В нем не осталось живых, чтобы оплакивать мертвых. Враг убивал всех без разбора: мужчин, женщин и детей.

Город стал похож на общую могилу, как поле после боя. Вавилоняне, захватив Иерусалим, увели юношей, девушек и детей на север в города Междуречья; а хорезмийцы не оставили детей сиротами, не разлучили их с родителями: один меч убил их вместе, одна река, протекающая среди города приняла их в свои объятия. Когда-то по этой реке плавали плоты, украшенные цветами, на которых в праздники  устраивались пиры и пели песни, а теперь в ее волнах плывут трупы.

Смерть царя оплакивает его народ, а Тбилиси оплакивали все народы и племена Кавказа. Казалось, что горы склонили в скорби свои вершины, а потоки, бегущие по скалам, превратились в слезы. Города и села одели траур. Воды Мтквари, тусклые как старое серебро, стали багряными, словно краски заката.  Никто здесь не будет искать трупов, никто не различит своих родных среди мертвых тел. Река уносит трупы к морю, будто стволы деревьев, связанные друг с другом. Одних волны выбросят на берег: если у сел, то их погребут в могиле, а если в пустынном месте – то пожрут дикие звери, других река унесет с собой на восток. Рыболовы, расставившие сети, с ужасом увидят в них вместо улова мертвые тела.

Сто дорог с четырех сторон света вели в Тбилиси. Городские ворота были широко распахнуты для всех, кто приходил сюда: путешественников, купцов, пришельцев, изгнанников из своих краев, чужеземцев и даже недавних врагов. Никому не было тесно в его стенах и в его сердце. Теперь Каспий в ответ принимает его детей – мертвые, истерзанные тела – в свое подводное царство, на трапезу слепым рыбам и морским чудовищам, обитающим в темных глубинах. 

В Грузии был обычай: если кто-нибудь умирал на чужбине, то его родные старались привести его тело на родину и предать земле рядом с могилами его отцов. А теперь волны реки уносят тела убитых из отчизны на чужбину, словно добычу, которую завоеватель уводит собой.

Город, твердыни которого казались непоколебимыми, как горы кольцом окружающие его, пал не силой оружия, а предательством и изменой: те, кого он приютил, стали его врагами, тех, кого он согрел на груди, как змея ужалили его в сердце. Сами персы, открывшие ворота города врагу, ужаснулись того, что они совершили; теперь они опускают взоры, стыдясь смотреть в лицо друг другу. Хорезмийцы вместо награды обратились с ними как с рабами. Тираны любят предательство, но презирают самих предателей.

Город, который еще недавно по вечерам сверкал разноцветными огнями, так что издали казалось, что светлое облако стоит над ним, теперь погрузился во мрак, только по местам пламя догорающих домов, как красные языки лижет небосвод.  Город кажется кораблем, разбитым бурей, который погрузился на дно моря. В Тбилиси двери домов были открыты для друзей и гостей: у хозяев их кровный враг мог найти приют и защиту. Здесь странники чувствовали себя как на родине и, уходя, оставляли частицу своего сердца; казалось, что даже стены домов источают тепло, которое согревало душу людей. Город с каменными храмами и с украшенными золотом дворцами казался дивным цветником, расцветшим среди гор. А теперь стадо диких свиней растоптало эти цветы. Теперь тучи прилетевшей саранчи выели его зелень до последнего листка. Он стал добычей степных  волков, которые обглодали его до костей.

Город, лежащий как Иерусалим на семи холмах, разделил участь Иерусалима во времена Тита; тогда с запада вторглись римские легионы, словно налетели орлы. А теперь беда пришла с востока: будто огненный смерч прошел по Кавказу из Турана.

Тбилиси был похож на колосящееся поле золотой пшеницы; теперь он сожжен дотла. Когда-то каждый дом мог быть пристанищем для путника, а теперь дома похожи на склепы, их выбитые окна – на глазницы черепа. Что страшнее в поверженном городе – ночь или день?  Ночью тишина прерывается воем оставшихся в живых собак, которые плачут о своих хозяев; у случайного путника нога скользит в разлитой на улицах крови, словно над городом прошел кровавый дождь; он спотыкается о трупы, как о камни, брошенные на пути. Кажется, что даже луна прячет свое лицо за облаками, и ее тусклые лучи стали багряного цвета, будто окрашенные кровью. Кажется, что звезды погасли на небе, как свечи потушенные порывом ветра.

Неужели этот город не воскреснет как Лазарь из мертвых; в развалинах прежних дворцов поселятся филины и летучие мыши,  в руинах крепостных стен будут гнездиться змеи, а окрестности прежней столицы станут оглашать не песни, а плач шакалов, похожий на причитание над мертвыми? Неужели дороги в этот город будут заброшены и порастут травой, и их станут обходить стороной караваны, как город, опустошенный чумой.  Луна, взглянувшая на Тбилиси из облаков, словно от ужаса, снова прячет свое лицо, и, кажется, что ночь бросает на город как на могилу черные комья земли. 

На востоке всходит утренняя звезда – провозвестница зари. Медленно наступает рассвет. Время скорби кажется долгим, как будто оно застыло навечно; а время радости пролетает быстро – словно имеет крылья. На востоке вырисовываются контуры гор, будто из за горизонта выплывает флотилия кораблей, раскинув паруса.

Солнце! Почему не померк твой свет, как померкнет перед концом мира? Почему твои глаза источают лучи, а не слезы? Твоим восходом любовалась столица; твои лучи отражались на кровлях дворцов и куполах храмов, сияя как расплавленное золото. Навстречу тебе распускали свои лепестки цветы в садах и птицы  приветствовали тебя радостным пением. Теперь твои твердыни пали, знамена сожжены, над цитаделью города веет зеленое знамя ислама. Башни, казавшиеся колонами, поддерживающими небосвод, стройные как стволы кипариса, лежат на земле как поверженные воины. Где теперь твоя  былая красота и слава? Солнце! Спеши на запад, чтобы скорее дать место ночи и не видеть ликования врагов и нашего позора.

И, кажется, что отвечает солнце: «Я вижу не позор, а славу, не обезображенные трупы, а небесную красоту тысяч и тысяч душ, которые приняли смерть за Христа. Я вижу не поражение, а победу, не бесславие, а величие. Их кровь – это слава Грузии. Их изрубленные тела – семена будущего духовного восхода. Иерусалим был разрушен за измену своему Богу; а Тбилиси испил горькую чашу за Христа и стал более прекрасным, чем в то время, когда народ ликовал при вести о новых победах.