Размышление над книгой «Православие и экуменизм»

Здесь речь идет не о приближении протестантизма к Православию, которое должно закончиться возвращением в Апостольскую Церковь, а о создании нового менталитета и богословского языка, - неопределенного, аморфного и обтекаемого, который бы ничего не доказывал и ничего не отвергал, но с которым (как раз благодаря его рыбьему безгласию") согласились бы все, воспринимая его каждый по-своему.

Идея возвращения протестантского мира к Православию утопична, но она дает возможность маскировочного маневра, а именно, под цветистыми словами о любви и единстве подменять содержание православной веры секуляризованным морализмом и разрушать православный богословский менталитет. Надо сказать, что ВСЦ наихудшая трибуна для проповеди Православия. Скорее, племена, живущие в лесах Амазонки или пустынях Африки, воспримут истину и свет Православия, чем теологи и профессора протестантских университетов, привыкшие говорить о вере, закинув ногу на ногу. Впрочем, на экуменических ассамблеях апологией не занимаются, напротив, осуждают прозелитизм; так что, если протестант захочет перейти в Православие, то это будет нарушением экуменических соглашений с православной стороны, вопреки словам Спасителя: "Грядущего ко Мне не изжену вон". 

Странный парадокс. Православные экуменисты оправдываются у себя дома перед паствой тем, что их цель - вернуть заблудших в лоно Церкви, а если заблудший захочет сделать это, то оказывается, что прозелитизм осужден, то есть ему надо посоветовать, хотя бы на ухо, что лучше оставаться на своем месте.  

Что касается протестантов, то, судя по радиопередачам, они часто оказываются лучше осведомленными тем, что происходит в Православной Церкви, чем сами православные. Поэтому, читая статьи православных экуменистов с их детскими объяснениями, что они хотят воспользоваться ВСЦ, как Архимед - своим рычагом, которым он обещался сдвинуть местом всю вселенную, протестантские теологи только улыбаются над остроумием этих деятелей и наивностью православной паствы. 

Как мы отмечали выше, авторы неоднократно стараются убедить читателей, что католики и протестанты - братья во Христе, которые заблуждаются в вере, но не еретики. Что значит слово "ересь"? Это значит "особое мнение", в данном случае мнение, расходящееся с догматикой. Католики, изменив Символ Веры, уже этим самым попадают под анафемы вселенских Соборов. Кроме того, они догматизировали главенство папы над Церковью, что представляет собой экклезиологическую ересь; утвердили догмат о непорочном зачатии Девы Марии, что представляет собой сотериологическую ересь, и объявили анафемы тем, кто не примет этих новых "догматов", то есть под анафематизмы Рима попали все православные.

 Вызывает удивление, что по мнению авторов, протестанты не еретики, хотя очевидно, что протестанты отошли от учения Древней Церкви дальше, чем монофизиты и несториане. Но предположим, что католики, как хотелось бы авторам, не еретики; тогда их анафематизмы и проклятия, содержавшиеся в постановлениях западных соборов и папских буллах, против протестантов, как еретиков, - действительны и действенны. Если же, как и мы полагаем, католицизм - это ересь, - то протестантство оказывается осколками от ереси, то есть многократной ересью. 

Ссылка на Вселенские Соборы не только хронологически, но и по существу неубедительна. Вселенские соборы не произносили анафематизмы на гностиков Валентина и Василида (IIв.); из этого нельзя заключить, что Церковь считает их не злейшими еретиками, а только братьями во Христе, имеющими некоторые заблуждения в области веры. 

В X главе авторы ссылаются на профессора Болотова, известного как своей эрудицией, так и крайним рационализмом. Они приводят слова протоиерея Ливерия Воронова - современного экумениста - о том, что Болотов является "корифеем русской Православной богословской науки" (стр.21). Болотов был корифеем церковно-исторической науки, но корифеем богословия он никогда не был. Может быть, авторы смешивают богословие с археографией? Напротив, методология Болотова принесла определенный вред богословской науке, так как была основана на протестантских понятиях, например, о теологумене и частных богословских мнениях, которые до Болотова были чужды языку православного богословия и внедрились в него благодаря авторитету этого ученого-историка.

Болотов объясняет теологумен как богословское мнение одного или нескольких святых отцов единой нераздельной Церкви. Здесь уже ошибка. Церковь не разделяется, она остается Единой, - от Церкви отпадают ереси. В VI веке от нее отпали ариане, в V веке несториане и монофизиты, в XI веке - католики. Таким образом, трудно указать время и даты существования "неразделенной" Церкви. Богословское мнение - более широкое понятие, чем теологумен. Это может быть частное мнение или групповое, без обязательной ссылки на какой-либо авторитет. Такая классификация дает возможность экуменистам стилизировать еретические взгляды под теологумены и богословские мнения, то есть открывает новый интеллектуальный простор для словесного маневрирования. И здесь вместо обращенности к вероучительным памятникам и символическим книгам Православной Церкви, начинается коллекционирование ошибок, оговорок, неточностей, встречающихся у древних писателей и Святых Отцов, чтобы противопоставить их традиционной православной вере под видом "новооткрытого православия". 

Далее авторы отмечают, что "В.В.Болотов участвовал в работах Петербургской комиссии и изложил собственные взгляды в своих прославленных "Тезисах о филиокве". Они имеют громадное и решающее значение в истории споров о "филиокве" и являются образцом научной точности, патристической эрудиции и объективности в методологии церковно-исторических и богословских исследований, особенно связанных с вопросами, по которым нет согласия между Православием и инославными исповеданиями" (стр.21). 

Болотов принадлежал к числу таких эрудитов, как Гарнак, который воспринимал христианство рассудком, не отличаясь религиозностью в личной жизни. Это была особая академическая вера, которая не определяла науку, а скорее определялась ей. Не только в вопросе о "филиокве", но и во многом другом Болотов выступал с оригинальными взглядами, с личными богословскими мнениями. Авторы явно кривят научной совестью, когда говорят о "прославленных" "Тезисах о филиокве" Болотова. Они были напечатаны в России через много лет после смерти автора в 1913-14 гг., когда уже духовные академии с их профессурой подверглись коррозии либерализма. Никакого "решающего" значения в истории споров о "филиокве" они не имели и не имеют. Что касается дальнейших цветистых слов авторов по отношению к рационалисту Болотову, то это не объективная оценка его, как фактолога и историка, а желание воспользоваться ошибками и слабостями выдающегося ученого. 

Поэтому похвала его "Тезисов о филиокве", похожая на акафистное пение, представляет собой эксплуатацию имени Болотова, и мы хотели бы сказать, словесный экуменический "елей, освященный в Женеве". 

Авторы восхищаются какой-то "математическо-логической точностью" этих "Тезисов", не оставивших заметного следа в православном богословии. Наверно авторы незнакомы с термином "математическая логика", поэтому мы предлагаем им обратиться к любой самой популярной энциклопедии, чтобы восполнить свою эрудицию. 

Болотов считает филиокве теологуменом. Но, во-первых; теологумен, воспринятый всей конфессией, уже становится не предположением для ее членов, а органической частью вероисповедания. Во-вторых, и главное, католики возвели филиокве в степень догмата, а ложный догмат - это ересь. Теологумены не могут попасть в Символ Веры, как это произошло с филиокве в католицизме. Напротив, Символ Веры является концентрацией наиболее важных догматов, хоты все догматы имеют непосредственное отношение к спасению и служат критериями в различии духовной истины от духовной лжи. Филиокве относится к внутренней жизни Святой Троицы, поэтому является важным тринитарным догматом (для нас - лжедогматом). При филиокве Бог Отец перестает быть Безначальным Началом Святой Троицы. Бог Отец, как Бог Абсолют, будучи достаточным, для рождения Бога Сына Абсолюта, оказывается недостаточным, чтобы быть Предвечным Началом Духа Святого Абсолюта, и здесь необходимо соучастие Бога Сына, чтобы восполнить эту недостаточность.