О современном неогностицизме (ответ Зайцеву А.А.)

Вторая посылка: людей, критикующих символические книги, я называю модернистами. Итог: или я должен назвать свт. Илариона модернистом, или получается замкнутый круг противоречий.

Но дело в том, что первой посылки как таковой не существует. Святитель Иларион в приведенной г-ном Зайцевым цитате критикует западное влияние, которое начало проникать в русские духовные школы задолго до посланий восточных патриархов, и одной из целей этих посланий было как раз предохранить православие, в том числе Русскую Церковь, от угрозы католического и протестантского влияния. Если бы архиепископ Иларион сказал бы хоть одно слово против патриарших посланий, то г-н Зайцев не пропустил бы его, как лакомую пищу. Но такого слова у свт. Илариона при богословском "обыске" не нашли. Такая ошибка г-на Зайцева называется в логике "расширением объема первой посылки".

Затем здесь вкралась второстепенная ошибка. Я указывал в своей статье на экклезиологическую позицию архиеп. Илариона Троицкого, что "вне Церкви нет спасения", а не занимался оценкой всех его богословских трудов. Это уже не в области логики, а в области нравственности называется нечестной интерпретацией слов оппонента.

Господин Зайцев в своих петушиных наскоках на Послания Восточных патриархов хочет представить читателям священномученика Илариона Троицкого своим союзником. Он задает риторический вопрос, из которого не видно, что сщмч. Иларион отрицал возможность спасения еретиков и иноверцев, т.е. тех, кто находится вне Православной Церкви.

Отвечу на это словами самого священномученика Илариона:  "Тогда (в век апостольский) не оставалось места для нелепой мысли о том, будто христианство - одно, а Церковь - другое, будто возможно христианство помимо Церкви. Тогда вражда против Церкви была враждой и против христианства. Вражда же против Церкви во имя якобы какого-то христианства - это исключительно явление наших печальных дней. Когда христианство являлось в очах мира именно Церковью, тогда и самый этот мир ясно понимал и невольно признавал, что Церковь и христианство - одно и тоже". (Архимандрит Иларион. Христианства нет без Церкви. М. Сретенский монастырь. 1995 с. 10).

"Только в Церкви может жить, развиваться и спасаться человек, как и во всяком организме отдельные члены никогда не растут и не развиваются отдельно друг от друга, а всегда только в неразрывной связи со всем организмом. Без Церкви нет христианства; остается только христианское учение, которое само собой не может "обновить падшего Адама"" (Там же с. 24).

"Эту же мысль ясно выразил и святой Василий Великий в своем послании к епископу Амфилохию. Святой Василий говорит, что отступившие от Церкви и через раскол уже не имеют на себе благодати Святаго Духа. Эти мысли святого Василия Христова Церковь на VI Вселенском Соборе (правилом вторым) и на VII (правилом первым) утвердила как непреложную истину. Послание святого Василия к Амфилохию было признано каноническим, посему и доселе помещается в "Книге правил"" (Там же с. 30).  

"Когда люди берут Евангелие, забывая, что его им дала Церковь, оно для них - будто Коран, сброшенный Аллахом с небес" (Там же с.40). "В бесцерковной форме христианство является одним только звуком, изредка сентиментальным, но всегда карикатурным и безжизненным" <Там же. С. 40.>. "Нет христианства, нет Христа, нет благодати, нет истины, нет жизни, нет спасения,- ничего нет без Церкви, и все это есть только в единой Церкви!" (Там же с. 49).

Надо сказать, что свмч. Иларион Троицкий в своих экклезиологических трудах опирается главным образом на творения свмч. Киприана Карфагенского и блж. Августина, т.е. на тех богословов древней Церкви, имена которых вызывают у модернистов раздражение или хандру.

В числе критиков патриарших посланий г-н Зайцев упоминает имена патриарха Сергия, митрополита Антония (Храповицкого) и протоиерея Григория (Флоровского), но предпочитает умолчать о том, в чем заключалась эта критика. Упрекнуть г-на Зайцева в излишнем лаконизме мы не можем, так как цитирование статьи архиепископа Василия (Кривошеина) заняло в его брошюре шесть (!) страниц, так что его молчание в данном случае является свидетельством того, что ничего "подходящего" для г-на Зайцева там не нашлось.

Однако митрополита Антония (Храповицкого) мы все-таки считаем модернистом совсем по другому поводу, а именно, за его искажение догмата об искуплении, когда он пытается заменить крестную жертву Христа Его "невидимой" жертвой в Гефсиманском саду в молитве к Небесному Отцу (в таком случае символом христианства должен был бы стать не Крест, а Чаша страданий). Некоторые богословы считали митр. Антония (Храповицкого) еретиком. Во всяком случае его имя ничего не говорит в данной полемике.

Мы были очень удивлены и озадачены тем, что г-н Зайцев включил сюда выдающегося православного богослова, борца с модернизмом и либерализмом преп. архимандрита Иустина (Поповича). Мы просмотрели его труды, поскольку это было в наших возможностях, и нашли у него неоднократные ссылки на "Послания восточных патриархов" и "Исповедание Православной веры" как на свидетельство учения Церкви. В его сравнительно небольшой монографии "О первородном грехе" содержится шесть ссылок на вышеуказанные символические книги, как на голос чистого вселенского Православия. Поэтому или г-н Зайцев назвал имя прп. Иустина (Поповича) по ошибке, т.е. допустил ляпсус, или же пошел на грубую подделку, рассчитывая на неосведомленность в этом вопросе большинства его читателей.

Так что круг свидетелей, представленных г-ном Зайцевым, сужается и, наконец, остается один - архиепископ Василий (Кривошеин), и именно потому, что он один, ему уделяется столько места в брошюре. Г-н Зайцев начинает с маленького вступления, вернее с примечания. Он говорит, что архиепископ Василий "около двадцати лет подвизался на Афоне, и этому аскетическому настрою он был верен в течение всей своей жизни".

Господин Зайцев, забегая вперед и предрешая мое суждение о архиепископе Василии (Кривошеине), говорит, что "его (арх. Василия) авторитет как ревностного защитника Православия не вызывает ни малейших сомнений (у кого, у г-на Зайцева, у которого даже символические книги вызывают сомнения?), и даже архим. Рафаил не дерзнет обвинить его ни в модернизме, ни в чем-либо еще".

Несмотря на оптимизм г-на Зайцева, я все-таки решаюсь обвинить архиеп. Василия "в чем-либо еще", а именно, в тенденциозной и необъективной критике символических книг, и если не в модернизме, то в модернистском методе, который игнорирует оценки богословов XIX столетия.

Я ничего не имею против личности архиепископа Василия (Кривошеина), но считаю, что называть его одним из крупных патрологов XX века является преувеличением. Почему же г-н Зайцев хвалит архиепископа Василия? Потому что нашел у архиепископа Василия критику символических книг и вообще отрицание твердых вероисповедальных ориентиров. В данном случае не патрологические труды, а безудержный критицизм, имеющий не столько объективный, сколько субъективный характер, заставил г-на Зайцева говорить об архиепископе Василии таким умилительным тоном.

Итак, ниспровергатель авторитетов, остроумный г-н Зайцев, как и полагается, поставил на их место новый авторитет - архиепископа Василия (Кривошеина). Афон, где долгое время архиепископ Василий "совмещал деятельное изучение святоотеческого наследия с научной работой", является только условием для правильной монашеской жизни и православного мышления в научных работах, но никак не гарантом их. Вспомним, что противники св. Григория Паламы, с которыми я не хочу сравнивать архиепископа Василия, также проживали на Афоне, а среди монахов, претендовавших на исихию, нередко попадались люди, не понимающие азов монашеской жизни, о чем свидетельствовали св. Паисий (Величковский) и св. Игнатий (Брянчанинов).

Приведу пример, который г-ну Зайцеву может показаться вызывающим. Господин Осипов находится на территории Троице-Сергиевой Лавры в течение наверно более двадцати лет. Но общается ли он с выдающимися старцами, находящимися в монастыре, к которым едут люди не только со всех концов России, но и из зарубежа; т.е.