Ниспровергатели Святого Дионисия Ареопагита

Неужели безликий абсолют неоплатоников и Богочеловек Христос - это не принципиальное различие, где не может быть ни сходства, ни созвучий? Неужели христианское учение о Святой Троице и неоплатонический модализм трех состояний абсолюта имеют сходство между собой? Неужели десятки различий между учением Плотина и Дионисия Ареопагита остались неизвестными для о.Мейендорфа, что он игнорировал их, допустив двусмысленную фразу о “двух несовпадениях”?

Далее Мейендорф продолжает: “Преследуя в основном апологетические цели, псевдо - Дионисий добивался созвучия между своими богословскими взглядами и неоплатонической идеологией философов своего времени” (стр.275).

Что Мейендорф подразумевает под “неоплатонической идеологией” – не известно; об этом он предусмотрительно умалчивает. Идеологией неоплатонизма является пантеизм, а приписать святому Дионисию какой-то компромисс между пантеизмом и монотеизмом это значит просто-напросто наклеветать на него. Надо сказать, что неоплатонизм, по сравнению с платонизмом, не принес философии ничего принципиально нового. Он привел в систему отдельные суждения, догадки и домыслы Платона, рассыпанные в его “Диалогах”. Он подобрал то, что было брошено щедрой рукой предшественников, использовавших при этом христианские источники, но лишив их главного - Личного Бога.

По отношению к христианству неоплатонизм выступил так, как гностицизм первых веков, только с других позиций. Скорее христианство поставило перед языческим миром задачу – создать некую универсальную философско - религиозную систему для борьбы с ним, и для этого был использован обширный арсенал платонизма. К сожалению, христианская литература I - II веков была беспощадно уничтожена в пламени гонений, осталось только немногое. Но уже Ориген в первой главе “Против Цельса” говорит о философских интерпретациях Евангелия, которые существовали до него. Однако попытки соединить христианство с эллинистической философией от предшественников Оригена до позднего византийского периода были обречены на провал.

Что касается “Ареопагитик”, то здесь нет ни компромиссов, ни унианализма; здесь - откровение и озарение, переданное через призму тонкого интеллектуализма, не абстрактной рассудочности, а именно интеллектуализма, озаренного духовным светом, насколько это возможно.

Однако вернемся к неоплатонизму. Что принципиально нового дал неоплатонизм по сравнению с платонизмом? Кроме систематизаторства - принципиального ничего, за исключением смягченного взгляда на материю, в чем тоже можно видеть влияние христианства. Неоплатонизм уничтожил следы дуализма у Платона и сделал его учение четко-пантеистическим. Вместе с тем, неоплатонизм несколько обесцветил Платона и сузил его. Можно сказать, что Прокл Диадох загнал Платона в железную клетку своих силлогизмов.

Далее протопресвитер Иоанн Мейендорф пишет, что причиной популярности святого Дионисия является современность его творений. Мы не можем согласиться с этим, а “современность” считаем неудачной заменой слова “глубина”, иначе популярность святого Дионисия была бы непрочной, как всякая мода. Между тем, мы видим, что значение Дионисия в богословии не оскудевало, а возрастало с каждым столетием не из-за выдуманных связей с платонизмом, а потому что Церковь нашла в них отражение и выражение своего учения. Только люди, не понимающие глубины мистического опыта святого Дионисия, могут приписать его творения воздействию каких-то внешних влияний.

Затем Мейендорф пишет: “Заслуга автора “Ареопагитик” заключается в том, что он раз и навсегда вышел за рамки платонических воззрений” (стр.275).

Получается так, как будто Платон создал святого Дионисия, и тот, возмужав, порывает связи со своим родителем и, затем, навсегда покидает отеческий дом, хлопнув дверью. На самом деле святого Дионисия создал апостол Павел, а в высшем смысле - Христос.

Далее он пишет; “Космологическая система псевдо - Дионисия, изложенная в книге “О небесной иерархии”, далеко не столь же убедительна и сильна философски, однако она тем не менее оказала большое влияние на развитие христианской мысли” (стр.276) .

Опять та же манера - делать заключение прежде доказательств, и еще не представив никаких доводов, забегать вперед со своими оценками. Намного убедительнее привести нужный материал и предоставить читателю, самому сделать вывод.

Затем Мейендорф продолжает: “Недостатком такого мировоззрения была очевидная иллюзорность всех промежуточных ступеней; по сути дела, это была все та же эллинистическая космология, выряженная в христианское платье” (стр. 246) .

Во-первых, для христиан ангельский мир не иллюзия, а реальность, а во-вторых, единой эллинистической космологии не существует, напротив, в этом вопросе мы встречаемся с необычайной пестротой воззрений.

- “Классифицируя чины иерархии, он пользуется модным среди неоплатоников троичным принципом: эллинистическая мысль, не проводящая различия между онтологией и эстетикой, любила повсюду видеть триады” (стр.276) – пишет Мейендорф.

В пылу полемического азарта Мейендорф забыл, что три является священным числом у христиан. Более того, он забыл, что число “3” имело исключительное значение еще до неоплатоников в языческом мировоззрении. Платон считал его первым реальным числом, элементарной фигурой геометрии и символом космического огня.

Не только эллинистическая мысль, но христианство, видевшее в человеке образ Святой Троицы, в большей мере, чем античная философия, находила в космосе и в его проявлениях триадичность. Говорить о заимствовании христианством “модного” числа “3” - значит не понимать мистики самой любви и оказываться в плену плоского рационализма. Мейендорф, заявляет, что ангельские триады святой Дионисий заимствовал у неоплатоников, не приводя совершенно никаких доказательств, кроме совпадения числа “3”. Кроме того, он показывает свое личное неверие в церковную ангеологию, отраженную в богослужении.

Что касается онтологии и эстетики, то эллинистическая мысль не сливала этих понятий, а считала красоту неотъемлемым свойством онтологии, то есть ее предикатом (за исключением дуалистических воззрений).

Далее Мейендорф пишет, что только Дионисий классифицировал ангельские чины “со свойственной одному ему точностью”(стр. 277). Однако обобщение необходимо для ограниченной возможности человеческого познания. Сам святой Дионисий пишет о том, что ангельский мир открыт людям настолько, насколько они в силах познать его. Всякое определение содержит в себе обобщение и ограничение, поэтому духовный мир неадекватен даже самому точному человеческому слову.

Далее Мейендорф пишет: “Ветхозаветная ангелология сложна и никак не укладывается в иерархию Дионисия” (стр.277).

Все это голословные утверждения. В чем ветхозаветная иерархия сложнее небесной иерархии, описанной святым Дионисием, непонятно. А доказательства, которые приводит Мейендорф, - ложные. Он пишет: “Так, например, Серафим в книге пророка Исайи является непосредственным посланником Бога”(стр.277). Между тем святой Дионисий ясно пишет о том, что высший чин заключает в себе все достоинства, следовательно, свойства, способности и способ служения низших чинов. Я прошу прощения за грубый пример: главнокомандующий войсками обращается к солдатам через военную иерархию, но это не препятствует ему в случае необходимости давать личные приказы и указания.

Мейендорф пишет: “Церковь чтит Архангела Михаила как главу небесного воинства, однако в системе Дионисия архангельский чин один из низших в “Небесной иерархии” (стр.277).

Имя и названия могут быть употреблены в прямом и относительном значении. Слово “архангел” - высший ангел, может означать всю иерархию до восьмого чина по нисходящей линии, но, собственно, относится к восьмой ступени. Аналогично этому, слово “ангел” может быть употреблено ко всем небесным силам, но собственно принадлежит к низшей, девятой ступени. Мейендорф игнорирует даже тот факт, что в книге “О небесной иерархии” сам Иисус Христос символически назван ангелом.