Религиозное познание основано на Откровении Божества к человеку, и воспринимается им как совершенная истина. При этом оно принципиальным образом отличается от научного и философского познания. Оно основано на христианской антропологии, на учение о человеке, как образе и подобии Божьем, на возможности человека через религиозные интуиции непосредственно созерцать метафизические сущности и проникать в недоступную для соматики и психики метафизическую сферу. Образ и подобие Божие, данное человеку, прежде всего, лежит в глубине его духа и активизируется в синергии духовных сил с благодатью.
Религиозное познание основано на снисхождении Божества к человеку, которая дается в Откровении, как истина. При этом вера является не только доверием к Откровению, но динамической силой, которая включает человека в само Откровение как в новую жизнь. Откровение становится атмосферой, в которой живет и дышит человеческий дух; к Откровению приобщается душа, когда она покоряется духу, и здесь происходит обожение человека.
Способность духа это способность к непосредственным созерцаниям и религиозным переживаниям, в проникновении в те глубины бытия, которое можно назвать предвечным Творческим замыслом (язычники неверно и неточно называли их “идеями вещей”).
Святой Григорий Палама различал три вида света: чувственный, принадлежащий к области соматики (телесности), душевный свет - психики и ее логикона (рассудок, воображение и т.д.), и духовный свет – пневматики: свет благодати, свет, воссиявший на Фаворе, свет, который может созерцать возрожденный от гнета страстей и греха человеческий дух, свет, который озарял святых, а точнее, делал их святыми. Этот свет заключен в священном Писании; этот свет, пребывая в предании Церкви, делает саму Церковь живым организмом; лучи этого света обильно сияют в творениях святых отцов, для которых богословие было созерцанием - подвигом жизни.
Апостол Павел пишет: “...душевный не может понять духовного”, следовательно, когда душевный говорит о духовном, то он обязательно профанирует духовное, низводя его на другой, более низший уровень, с иными возможностями и средствами познания. Говорить о духовном через душевное также абсурдно, как говорить о психике человека на основе химических реакций, происходящих в организме человека. Если Церковь является носительницей Духа Святаго, то она обладает гносисом, превышающим гносис не только людей, но даже ангелов которые также принадлежат Церкви. Если земная Церковь представляет собой единство с небесной Церковью, во что мы верим, то из-за благодати, прибывающей в ней, она является “столпом и утверждением истины”. Поэтому церковное Предание должно быть основой катехизаторства и богословия, иначе мы сами не поймем, во что мы верим, и кому мы верим.
Протестантизм был протестом не столько против католицизма, сколько против принципа Предания. Это была эмансипация души от духа, подобно той эмансипации, которой подверглись наши праотцы в Эдеме и последствия которой были самыми трагичными: Фаворский свет заменился мерцающим, тусклым светом человеческого разума. Этот разум становится беспомощным, бессильным, и мы сказали бы, лживым, когда действует в несвойственной ему области – трансцендентного и метафизического; а если разум подчинен духу, знает свое место и меру, тогда он является помощником духа и занимает главенство в тримерии душевных сил, то есть в области взаимодействия человека с земными реалиями.
Душевный разум может рассуждать и воображать: находить сходства и связи, идти от частного к общему, от атрибутики к субстанции, находить определенные причинно-следственные связи явлений, изучать свойства и качества, предполагать и строить планы. Но и здесь, в своей области, он остается экспериментатором: истины, как цельной картины бытия он постигнуть не может. Святой Василий Великий, говоря о непостижимости Бога, указывает, что человеческий разум не в силах полностью постигнуть природы видимого мира, даже природы муравья. Он изучает феномен в его свойствах и действиях, но опыт всегда остается незавершенным и незаконченным. Свойства и качества никогда не исчерпывают самой сущности предмета и явлений.
Научное мышление основано на аналогиях и сходствах. Оно идет от определенных фактов - истинных или ложных - к их обобщению, то есть к гипотезе. Гипотеза всегда остается только более-менее правдоподобным предположением, но так как при открытии новых фактов, не вмещающихся в нее, гипотеза должна быть уточнена, изменена или вообще отброшена на свалку, то эта правдоподобность оказывается иллюзорной. Мы говорим не об экспериментальной науке, а теоретической.
Человеческая мысль в области душевного стремится к обобщению. Без обобщения она вообще не может существовать, когда описывает какие-либо явления. Поэтому наука и философия (“религия логизма”) занимаются моделированием истины, которая оказывается фантастикой, так как нет ни гипотезы, ни теории, которая была бы постоянной.
Человечество стоит перед духовной катастрофой. Душевность не только совершает агрессию, но уже оккупирует область духовного. Поэтому современное богословие восприняло совершенно несвойственную религиозному гносису методологию. Нужно сказать, что протестантский менталитет довершает то, что в последние века деформировала схоластика в учебных заведениях. Но тогда еще была достаточно сильна инерция православного мышления, чтобы противостоять схоластике и в какой-то степени ассимилировать ее.
Из протестантской теологии, а вернее, в ее недрах, возникло критическое отношении к Библии: сначала призывы к рационалистическому очищению Библии от “последующих наслоений” (скоблили до дыр), а затем, стремление десакрализировать Библию, превратить ее в сборник мифов, найти корни Библии не в Божественном Откровении, а в сказаниях разных народов. Метод был в сущности один и тот же: находить фрагментальные сходства, и эти сходства рассматривать как доказательства заимствования, подражания и взаимодействия. Почти каждый стих Библии объявлялся заимствованием и переделкой вавилонского, ассирийского, египетского или какого угодно эпоса. Везде искали аналогии. Это считалось научной работой над текстом. Само Евангелие объявлялось переделкой жития Будды и т.д.
Когда теряется вера, когда погасает в душе свет благодати, тогда что-то должно занять пустое место, и захватывает его оземленый рассудок. Если религиозное мышление синтетично, и здесь мысль идет от общего к частному, то есть рассматривается уже как данность, полученная в Откровении или созерцании, то в аналитическом, рассудочном мышлении мы видим противоположное: стремление построить общее на основах случайного и частного, материалом которого служат сходства и аналогии, а арматурой этих знаний - воображение и фантазия самого исследователя, построенная на субъективном чувстве достоверности, которое носит душевно - эмоциональный характер.
Те же методы антибиблейской литературы повторяет критика богословских и святоотеческих текстов, вошедших в Предание Церкви и частично в ее литургику. 1) Отрицание церковного Предания как критерия истины, дискредитация или игнорирование Предания так, как будто ее вообще не существует. 2) Поиск сходства. При том сходство рассматривается обязательно как заимствование или подражание. 3) Замалчивание фактов, не укладывающихся в определенную рационалистическую теорию. 4) Волюнтаризм, переходящий в научную фантазию.
Здесь происходит столкновение двух гносисов: душевного и духовного. Душевный проявляет себя в религиозной области как изобретатель и рационалист; менталитет учащихся раздваивается, они не знают, чему верить. Но происходит еще более трагичное последствие: они учатся мыслить о духовном по душевному. Отсюда рождается скепсис, который в предреволюционные годы разъедал духовные школы и превращал студентов этих школ в материал для обработки марксистскими, анархистскими и другими революционными идеями.
В светских училищах мы видим следующую коллизию: священник, приглашенный в школу на лекции, говорит о творении мира с позиции библейского иррационализма: мир сотворен из ничто, выведен из небытия словом Божьим, творческим актом; а на уроке биологии учитель повторяет концепцию Дарвина в каком-то обновленном варианте - концепцию, которая вовсе не нуждается в существовании Бoгa и логически приводит к атеизму или агностицизму.