Духовное небо Тбилиси

История Грузии похожа на рельеф Кавказа. В ней чередуются горные хребты, глубокие овраги и долины, а нередко пропасти, от взгляда в которых кружится голова. Путник восходит по крутому склону, перед ним раскрывается чудная картина необъятного простора: облака, плывущие как стаи огромных птиц в голубом океане неба, пронизанном солнечными лучами, как блестящей золотой пряжей.

Горы, в зеленом наряде лесов и кустарников, на челе которых наброшено белое покрывало, кажутся седобородыми старцами, собравшихся в круг и беседующих о чем-то между собой. И, опять, перед путником обрыв, где каждый неверный шаг грозит ему гибелью; а затем, он снова напрягает силы, взбирается вверх по каменным ребрам гор, как по протертым веками ступеням покинутого храма. И вновь он видит в дали бирюзовые скалы, искрящихся ледниками, как будто одетыми в шлемы из льда, как витязь, который не снимает доспехов. Кажется, что очи Кавказа устремлены в бездонное небо.

Во времена царицы Тамар Грузия достигла вершины своего могущества и славы. Лев Ирана лежал у подножья ее трона. Если Руставели в своей символической поэме “Вепхисткаосани” (“Витязь в тигровой шкуре”) описывал бой витязя с тигром, то царица Тамар своей рукой дважды душила тигров, нападавших из Османии и Аравии на ее страну. Она воздвигла кресты на вершинах Кавказских гор, как одевают крест на грудь при крещении. Имя ее благословляли народы Кавказа, от имени ее трепетали враги Грузии. Разбойничьи орды боялись приблизиться к границам страны, как звери – к пламени огня. Во время ее царствования Грузия не знала ни одного поражения и слово “бой” звучало для грузинского войска как “победа”. Имя царицы проносилась как песня от Трапезунда до Скифских степей, и эхо этой песни еще звучит в сердце народа. Это время было для Грузии многолетней весной, и сама память святой царицы Тамар совершается в первый день мая, в праздник роз. Но на вершине открывался обрыв – и снова Грузия подверглась таким испытаниям, от которых, казалось, дрогнули и заколебались даже горы Кавказа.

Во главе монгольских племен стал Чингисхан, новый Аттила и “бич” Божий. Он завоевал Манчжурию и Китай, и затем вступил в кровопролитную борьбу со своим противником - с хорезмийским шахом. О монголах мало - что знали в Грузии и Европе. Ходили слухи, что это живущий на востоке царь-священник по имени Иоанн, который идет освободить христиан от мусульманского ига.

Монголы были кочевым народом. Они жили скотоводством и охотой. Их жилищами были кибитки, а городами – лагерь, где останавливались они и ставили свои шатры и палатки. Они, в поисках добычи и корма для скота пересекали огромные пространства степей и пустынь, как будто флотилия галер с поднятыми парусами бороздят безбрежное море. Их дети, едва вставь на ноги, уже учились верховой езде. Их игрой была стрельба из лука, их соревнованием – умение управлять конем. Противников они осыпали тучами стрел так, что в стрельбе из лука почти не имели равных себе. Армия монгол была разделена на отряды по десять, сто и тысячу человек, связанных взаимной порукой. Если во время битвы один воин обращался в бегство, то в наказании убивали ту десятку, к которому принадлежал он. Если более десяти покидало поле боя, то убивали сотню.

В бою еще можно было уцелеть, но отступившим грозила неминуемая смерть: их должны были убить на месте их соратники, чтобы самим не подвергнуться казни. Монголы, завоевывая земли, не только облагали их тяжелой данью, но еще каждая страна должна была послать монголам вспомогательные отряды для их завоевательных походов, так что войско монголов постоянно увеличивалось, как ком снега, катящийся вниз с горы. Монголы побеждали не только военным искусством, стенобитными орудиями - таранами, которые они вывезли из Китая и употребляли при осаде крепостей, но больше всего – своей численностью. Они были похожи на термитов, вылезших из своих подземных нор и убежищ, и двигающихся огромной колыхающейся массой, подобной телу чудовища. Термиты на своем пути уничтожают все живое, даже огромные звери бегут от них. Если на их пути окажется лев, то они облепят его густой массой, выедят у него глаза миллионами маленьких челюстей, разъедят его тело, и от царя лесов и пустынь останутся только обглоданные до чиста кости, как будто отшлифованные до блеска зубами этих маленьких зверьков.

Чингисхан по частям разбил войска хорезмийского шаха и взял крепости и города один за другими. Шах, спасаясь от монголов, скрылся на одном из островов Каспийского моря, куда раньше ссылали прокаженных. Там его защищал страх завоевателей заразиться проказой и последней крепостью стал для него этот остров отверженных - могила живых мертвецов.

Старший сын хорезмийского царя Джаллал-эд-Дин обосновался в Иране, часть которого принадлежала хорезмийскому царству. При помощи своих воинов он захватил власть над окрестными странами в свои руки и решил объединить силы мусульманского мира для борьбы с монголами, но встретил упорное сопротивление со стороны мусульманских князей и эмиров, которые боялись жестокости Джаллал-эд-Дина больше, чем монголов. Джаллал-эд-Дин послал Грузии ультиматум, в котором требовал, чтобы грузины приняли мусульманство, царица Русудан стала бы его женой, а Грузия вошла бы в антимонгольскую коалицию.

Грузинский двор не обратил на эту угрозу должного внимания и ответил презрительным письмом: если могущественный хорезмийский царь, который мог собрать до полмиллиона войска, позорно бежал от монголов, то, как может его сын, потерявший престол и нашедший прибежище в Персии, которая еще недавно трепетала тени царицы Тамар, грозить Грузии. Послав такой же решительный и жесткий как ультиматум ответ Джаллал-эд-Дину, правительство Грузии успокоилось, как будто уже одержало победу, и не приняло нужные меры для предстоящей войны. Грузия была похожа на корабль, где не было опытного штурмана и капитана, который под звуки музыки и песни, освещенный яркими огнями, плыл ночью среди рифов и подводных скал.

Царица Русудан унаследовала от своей великой матери только ее красоту, но не благочестие и государственный ум. Царский венец, украшенный драгоценными камнями, символизирует глаза царя, подобные очам Херувима, которые обращены во все стороны и созерцают весь горизонт земли единым взглядом. Держава царя означает страну, которую он держит в своей руке, как драгоценность, данную в залог Богом, за которую он должен держать ответ на Страшном суде. Скипетр царя означает оружие против врага, жезл правосудия и посох пастыря. Одежды царя напоминают священное одеяние, так как царь должен быть по слову равноапостольного Константина “епископом внешних дел Церкви”.

Святая царица Тамар была отцом страны и матерью народа, а ее дочь была похожа на красавицу - танцовщицу с бубном в руке. Соратники царицы Тамар были удалены из царского двора или ушли сами, чувствуя себя незваными гостями на чужом пиру.

Ахалцихский правитель Шалва и его брат Иоанн напрасно предупреждали царицу о близкой опасности. Двор, привыкший победам и триумфам, казался опьяненным прошлой славой как вином. Ответив презрительным отказом Джаллал-эд-Дину, вельможи и царица думали, что отогнали лающего пса от своих ворот, но этот пес оказался барсом.

Джаллал-эд-Дин сочетал в себе дар полководца, нрав разбойника и жестокость палача, в котором не уступал древним ассирийским царям, оставившим как мрачные картины истории надписи на скалах, какими мучительными пыткам и казням они подвергали ими побежденные народы. Он хорошо подготовился к войне, так как знал, что имеет дело с грозным противником, и исход ее был для самого Джаллал-эд-Дина неясен, как будто он сел играть в кости и не знает, как закончится игра. И вот барс совершил прыжок – он вторгся с огромным войском в Армению, которая со времен Давида Строителя была вассалом Грузии.

На военном совете было решено не дожидаться, пока он приблизится к границам Грузии, а дать бой в горах Армении. Было наскоро собрано войско, которым руководил атабег Иоанн, курд из Армении, монофизит, принявший православие. Еще при жизни царицы Тамар он хотел стать вторым после царицы лицом в государстве, и хотя грузинские цари осыпали его милостями и даже дали почетное звание атабега, который означает “отец царя”, но он затаил в сердце своем обиду и желал отомстить той стране, которая возвысила его и должна была быть для атабега второй родиной. Кроме того, он пытал зависть к правителям Месхети Иоанну и Шалве.