О языке православной иконы

Это не отсутствие звуков, не вакуум жизни, не тишина могилы, но тишина как совершенство гармонии, как полнота бытия, подобно тому, как белый цвет есть не отсутствие цвета, а синтез и полнота всех цветов радуги.

Тишина иконы - это динамичная тишина, нарастающая тишина, которая переносит молящегося перед иконой из царства земли в небесное царство. Человеческая душа почти физически ощущает, что икона окружена полем духовных сил и энергий. В картине цвета поют, говорят и кричат. В картине же вечность подменена случайностью, эпизодичностью. Она замыкает человека в круг изображенных в ней предметов. Картина всегда остается уголком мира. Икона размыкает этот круг. Икона вводит человека в мир вечности. Краски и цвета в иконе это не просто цвета, а ритмы гимна, который поет душа Богу.

Краски иконы имеют иное значение, чем краски картины они символичны. В картине цвет принадлежит предмету или событию. Он является средством выражения духовного состояния или объемной видимости предмета. В картине цвет - атрибутика объекта. В иконе - символ. Икона ритмична, картина у лучших художников - пластична. В картине нет инженерного плана, как видения ее сущности и ритмических связей. В картине - конструкции, иногда гармонично связанные между собой. Если в картине есть ритм и "инженерный чертеж", то он наносной и искусственный. В картине фон и детали создают эмоциональную атмосферу, душевный настрой. В иконе же главное - лик святого, озаренный сиянием вечности, остальные детали второстепенны. Они написаны предельно лаконично, как будто с нарочитой упрощенностью, чтобы показать, как все земное несравнимо с небесным, что единственное ценное в мире - это преображенный благодатью человек. Картина видится в прямой перспективе. В этой перспективе и дистанции, но уже физической, находится по отношению к ней зритель. Размер изображенных на картине фигур и предметов дает иллюзорное представление, на каком расстоянии находится изображаемое на картине. Икона лишена линейной перспективы и пространственных дистанций. Там вместо объемности - ритм, точнее ряд совмещенных друг с другом плоскостей, то проникающих одна в другую, то граничащих друг с другом, то разделяющих икону на категориальные сферы, где земное, временное и вечное видится в их не слитном единении. Икона бесконечно далека и бесконечна близка. Она преодолевает пространственное отчуждение, а также антонимичность самого расстояния (близкое - далекое). Здесь другая дистанция - духовное состояние созерцающего икону. Картина не может стать иконой. Картина - не виДение духовного мира, а подделка под духовный мир. Часто художники, пытаясь сделать из картины икону, прибегают к приемам стилизации, драматизации, гротеска или нарочитого примитивизма, применяют различные световые и оптические эффекты, наполняют картину экзотическим содержанием, кидаются от натурализма к абстракционизму с целью ярче изобразить духовный мир, иногда заставляют персонажей своих картин делать какие-то цирковые акробатические номера. Обычно картины, подделывающиеся под иконы, выделяются внешней экспрессией и эмоциональностью. В иконе лики неподвижны и статичны. Но эта неподвижность таит в себе огромный внутренний динамизм. Говорят, что абсолютная скорость будет восприниматься как неподвижность, т. к. нет точек отсчета этой скорости. Статичность иконы - это ее внутреннее движение, это вечный полет души к Богу, это преодоление самого времени, как отсутствие движения во времени и пространстве, как жизнь в других измерениях. Внешнее движение не может выразить "бытия вечности"; картинное изображение не находится в вечности, не смотрит на нас из другого зона. Движущийся предмет находится в области пространства и времени; он под властью и гнетом этих земных владык. Поэтому чем больше в иконе внешней динамики, экспрессии, движения и драматической выразительности лиц, тем менее интенсивно проявляется в ней и через нее присутствие духовной энергии, тем она бессильнее и мертвее. Через телесные формы иконных изображений, как сквозь прозрачный кристалл, сияет их дух.

Портретно-картинные изображения - это непроницаемая преграда для явления духа. Картина навсегда остается в области душевно-эмоционального восприятия. Нас могут спросить: а изваяние (статуя) тоже статично? В статуе другое движение - это притяжение к земле. В изваянии всегда чувствуется напряжение, каменная глыба принадлежит силовому полю земли, как частицы железа - полю магнита. Статуя, как дерево корнями, вгрызается в землю и пьет ее сок. Ваяние - хтоническое искусство. Пространственное движение в картине создает впечатление проходящего, несовершенного явления, а тяготение, "опрокинутый полет" изваяния к земле - господства тела и чувственных энергий, здесь постоянное устремление оформленного вещества к первосвященству.

Статуя - это увековечивание не преображенного и неодухотворенного вещества, тяжкого и давящего (при этом форма ее может быть по земному красивой, эмоционально насыщенной и даже казаться "одушевленной"). Тертуллиан, который вообще отрицательно относился к изображению, особенно часто направлял удары своих обличений против искусства ваятелей. Для Тертуллиана статуя - это идол, атрибут язычества. В иконе нет давящей массы тела. Там тело как бы проницаемо и прозрачно. В статуе мы замечаем два встречных движения: статуи к земле, и земли к статуе. Статуя давит на землю; земля, сопротивляясь ее тяжести, также давит на статую. Это борьба двух тел. Хочу отметить, что здесь имеются исключения, но вопрос не в исключениях, а в общих тенденциях и возможностях ваяния, как вида искусства. В иконе тело не имеет притяжения к земле. Оно невесомо, но в то же время не бесплотно. Оно во плоти, но плоти преображенной, включенной в другие силы и энергии, в плоти, которая приобрела новые свойства и преодолела косность вещества. Внешняя неподвижность иконографических фигур это форма их внутренней динамики. Когда у нас углубленно работает мысль, то мы как бы телесно застываем, останавливаемся. Человек, погруженный в свои раздумья, как бы замирает, напротив, бурные резкие движения говорят не о глубине мысли, а скорее об эмоциональном и чувственно-аффектном состоянии. В иконе расчленение и соединение цветовых поверхностей выражает многоплановость.и многомерность пространства и времени, а доминирующий тон иконы, ее ритмический лейтмотив - соединение и взаимозаключенность временного и вечного, земного и надмирного, прошлого и будущего, начала и конца. Композиционные аккорды иконы включают в себя взаимопроникающие символы: символы-плоскости, символы-цвета, символы - световые излучения. Икона учит смотреть на космос как на тени, образы духовного мира, но образы, скрытые и зашифрованные под завесой вещественного. Это намеки, предзнаменования, загадочные знаки, шифр и тайнопись вечности; не четкие подобия, а скорее тени на поверхности волнующейся воды. В иконе эти отражения вечности получают свою гармоничную знаковую систему. Они даны не в настоящем, а в будущем - в процессе своего преображения.

Картина же учит смотреть на космос как на автономную самодовлеющую ценность, как на источник бытия и не иссякающих вдохновений. Картина тем теснее связывает человека с миром реальным или фантастическим, чем глубже захватывает его душевно-эмоциональную сферу. Икона свидетельствует об онтологической связи человека с царством света - надмирный сферой, о возможности преодоления ограниченного, сотворенного, падшего, земного мира и приобщении к свободе абсолютного бытия. Картина несет в себе притяжение земли как душевной атмосферы мира (говоря на современном языке - включенность "в ноосферу"). Икона несет в себе протяженность неба, зона, вечности, и победу над притяжением земли, выход из владычества земли и ее "ноосферы". Лицо человека на иконе становится ликом. Икона открывает процесс духовного возрождения, переход личности в ипостасность. Предел картины - переход индивидуума в личность.

Статуя - это воплощение родового хтонического, бесформенно-хаотического в индивидуальность. Статуя - рождение тела, икона - творение духа, картина - ниспадение духа от созерцания Божества в область материального, в созерцание космоса. Статуя имеет объем, но лишена перспективы и фона. Она конкретна, индивидуальна и самозамкнута. Трехмерная объемность более обособляет статую, чем рамка картину. Если через статую нам хочется показать обобщенный тип или идею, то, за редким исключением, нам предлагают аллегорию или эмблему. Напомним, что аллегория только указывает, а символ включает. Аллегория ограничена одной лишь информационной плоскостью. Символ как информативен, так и коммуникативен. Икона имеет свою жизненную среду: это храм или "святой угол" в доме. Икона в картинной галерее или музее похожа на ребенка, насильно выхваченного из объятий матери и отправленного в детдом. Картина в подобной живой среде не нуждается.