О языке православной иконы

Кисть не должна быть напряженной - это признак гордости, обратной стороной которой является боязнь неудачи, недостаток внутреннего видения, который хотят компенсировать рассудочным знанием, как бы преодолеть слепоту силой воли, а иногда - отсутствие правильной техники письма... Кисть художника должна быть свободной, но находиться в состоянии готовности мышц.

Чем отличается единая линия от неделимой, непрерывной линии? Поясним примером: брови на лике иконы - единая линия, а каждая бровь - неделимая, т. е. непрерывная линия, которую должен нарисовать художник одним движением без остановки руки.

В иконе нет прямой перспективы, но это не делает икону статичной и плоской. Надо разделить икону на мысленные сферы, которые заменяют перспективу. Один отказ от прямой перспективы, без видения сфер, недостаточен: такая икона будет лишена композиционного совершенства, центростремительного движения и сферического полета.

Сферы и пересекающиеся плоскости могут быть очерчены, а могут только подразумеваться. Окружность, в том числе эллипс, является лучшим выражением поля динамических сфер, застывших во внутреннем полете.

Характерно, что язычник и люциферианист Рудольф Штейнер при построении своего храма "всех богов" в Париже требовал от резчиков по дереву, чтобы объемные изображения идолов Венеры, Меркурия и др. были угловаты и резки. Ломаная линия - символ распада.

Что значит свободное движение руки? Это - движение твердое, плавное, цельное, единое, равномерное; движение, при котором кисть не отрывается от полотна и доски. В этом движении нет излишнего напряжения, кисть не останавливается, не делает дробных линий. В свободном движении нет вибраций - дрожания руки, нет тщательного вырисовывания, и в то же время нет небрежного расслабления, нет горделивого, самоутверждающего нажима кисти, нет боязливости и неуверенности, как будто движение происходит во тьме, на ощупь. Свободное движение руки дает возможность избегать изолированных, локальных линий, которые несовместимы с чувством единой линии и цельности композиции. Рука не должна иметь опору, она находится на весу. Нельзя также исправлять одну линию другой, наложенной на нее. В таком случае в двух линиях будет отсутствовать свободное движение: первая линия будет фальшива, а вторая направлена на исправление того, что не исправляется.

Линия на иконе - это прорез в духовный мир, это просвет в мире косной и, поэтому, в существе своем, затемненной материи материю просветить может только благодать.

Художники Китая и Японии создали технику и стиль, отчасти напоминающий живопись, но это - сходство внешнее и поверхностное. Если картину великих китайских живописцев по лаконичности языка и четкости каждой линии можно сравнить с иконой, то это икона перевернутая лицом вниз, это икона одушевленного космоса, икона, где нет Бога. В такой картине по сути дела нет места и для человека, - он такое же явление земли, как олень и птица. Гора или водопад занимают куда больше места в китайской картине - из них как бы брызжет сок земли.

В японской живописи больше места уделено человеку. Некоторые лики могут показаться иконографичными, однако художники интуитивно выразили в этой странной иконографии притяжение земли. Угловатые лица говорят о силе воли; в фигурах, как ни странно, доминирует живот. Эти лица носят демонический характер; если приставить к персонажам картин рога или копыта, то мы увидим изображение демонов.

В китайской картине - космическая гармония, в японской человек борец, который вступает в борьбу с соперником, стоящим за рамкой картины. Если сравнивать японскую живопись с иконописью, то это будет "прометеевская иконопись".

Обаяние китайской живописи - в ее музыкальности. Художник заставляет картину петь. Это - космическая мелодия, которая напоминает не о том, что душа частица неба, а о том, что человек взят и слеплен из земли.

В православной иконе - безмолвие, там нет музыки. "Музыкальная" икона стоит на грани между иконой и картиной. В иконографической картине китайских мастеров, похожей на лист партитуры, звучат мелодии, переходы и переливы.

Православная икона пишется единой линией, непрерывающимися движениями кисти и созерцается единым взглядом. Икона, расчлененная на клетки и фрагменты, гибнет, как разрезанная ножом.

Китайская иконографическая картина космоса похожа на глухую непроницаемую стену, на которой нарисованы небо, облака и озера. Это - очаровательный, прекрасный тупик души, это - сладкая дремота души на золотой постели. По бумажному свитку китайского художника глаза скользят как по страницам книги, написанной иероглифами. Там не просветляется, а наслаждается душа, внимая музыке космоса, рождающего ассоциативные звучания и ритмы в самой душе: она питается тонким прахом, поднимающимся с поверхности земли. Китайский художник похож на старого аристократа, давно потерявшего веру в Бога, но сохранившего воспитанное веками благородство и изысканность манер.

В японской живописи центральное место занимает человек. Он не эстет, восхищенный красотой космоса, а борец-самурай, вызывающий на бой духов неба и земли.

Любимый сюжет японской живописи - гора Фудзияма. Это не модальность космоса, не его эмоциональное выявление, а скорее эмблема мироздания, или символ островов Японии, вздымающихся к небу. (В сердце Японии клокочущая лава, а на лице ее - улыбка.) Даже когда вершина Фудзиямы пустынна и одинока, в картине сохраняется бинарность восприятия: видимого вулкана и невидимого человека, соперничающих друг с другом своей мощью.

В японских картинах, с полуобнаженными телами, нет красочной чувственности, как в миниатюрах Персии и Турана (Таджикистана), нет ни сладострастия, ни стыда, а есть нечто более глубокое и темное - это люциферианство, где свет превращается во тьму, а тьма - в мертвый фосфорический свет. Там человек изображен как оборотень: тело для него чуждое как одежда, как плащ, под которым китайские живописцы тщательно скрывают линии человеческого тела. Здесь человек не муравей, ползущий по глобусу, а титан, который хочет поднять над своей головой земной шар.

Православная икона отражает небо и Божественный свет. Китайская картина - землю, в ее, оторванной от неба, автономной, и поэтому обреченной красоте. Она старается заменить трагедию мира элегией, лирической грустью.

Японская живопись - это икона подземного царства, это свет падшего ангела, яркий, но тяжелый, холодный и мертвый свет, который воспринимается душой как непроницаемая тьма.

В этом отношении интересна параллель между искусством, отразившим душу народа, и самой историей.

Ни в одной стране христианство не было уничтожено с такой жестокостью и последовательностью, как в Японии. В этом отношении с Японией не могла идти ни в какое сравнение Римская империя времен Диоклетиана, или Персия во время царствования Сапора и Пироса.

В позднее средневековье христиане Японии представляли собой значительную часть населения, третью по численности после буддизма и традиционного язычества - синто. Правительство сёгуна - главы военной администрации - приговорило всех христиан к смерти. Приговор был исполнен с непоколебимой волей и чрезвычайным усердием. В течение всего XVI века продолжалось избиение христиан. Южные острова Японии - оплот христианства - были окрашены кровью, как подмостки огромного эшафота. В последующие века, вплоть до второй половины XIX столетия, христианство рассматривалось как преступная, антигосударственная секта. Японец, поступая на государственную службу, должен был дать присягу, что он не христианин, и публично сломать крест. Этот закон, ставший ритуальным, был отменен только в XIX веке, под воздействием христианских держав. И еще один характерный штрих: самоубийство, которое считается самым тяжелым грехом для христианина, стало у японских самураев выражением высшей доблести и геройства. При этом самоубийство (харакири) совершается изощренно-жестоким образом: самурай своим мечом распарывает живот и затем круговым движением клинка вырезает свои внутренности. Здесь человеческая, а вернее демоническая, воля должна победить боль. В японских портретах, больше чем в социологических сочинениях, можно найти ключ к тайне: как пустынные острова Японии - похожие на камни, которые после постройки выкинули в океан - стали величайшей технократической державой мира.

Китайская живопись - это космическая поэзия, но сам космос сконцентрирован в Земле: середина Земли - Китай, Китай - сердце вселенной. Это сердце живет, пока исправляются правила древних мудрецов. Там время обращено назад, прошлое и будущее поменялось своими местами. Перемены - это измена духу Китая, душам предков. Потеряв небесную красоту, китаец стал остро и чутко ощущать и переживать земную красоту, видеть ее в груде камней, в тающих снегах, в луче лунного света, проникающего сквозь щель хижины.