О демонической мистике Востока

У тех, кто пришел к православию от восточных религий Индостана и оккультных учений, а особенно у тех, кто практиковал эти учения и занимался психофизическими упражнениями по этим системам, остается в душе долго незаживающая рана, которая особенно болезненно проявляет себя в области мистики и молитвы.       

Оккультизм – демонообщение, в котором происходит не фиксируемый самим человеком процесс демоноуподобления. Впрочем, в черной магии это демоноуподобление уже не скрывает себя; оно является содержанием и целью всех ритуалов: мантр, заклятий и призывов, темных духов. Если рассмотреть историю падения сатаны как клиническую картину, то увидим, что сатана это первый душевнобольной, одержимый манией величия, первый визионер и параноик, который представил в своем больном воображении себя вторым божеством. Гордость повлекла за собой потерю любви.

Демон – дух, неспособный вместить в себя луч любви, хотя бы тонкий, как луч, идущий от звезды, или каплю смирения, хотя бы малую, как утренняя росинка на листке цветка. Характерно, что душевнобольной находится в состоянии аутизма (погружение в себя), он не может любить других людей, он в постоянной тревоге, в постоянных фобиях, но даже, когда он дрожит от страха, то не способен смирить себя. Душевнобольной теряет свою собственную личность, он надевает на себя выдуманную личину, с которой он отождествляет себя. Чаще всего эта личина какого-то великого человека. Душевнобольной создает мир своих иллюзий, мир своей болезни, бежит в этот мир и живет в нем. Подобное чувство испытывает оккультист. Он становится жесток и холоден к своим ближним; его душа в постоянной тревоге, он думает о себе, как о ком-то великом, он живет в ирреальном мире, созданном собственным воображением. Уподобление демону проявляется как паралич сердца. Центр жизни оккультиста переходит из сердца в область страстей – в периферию сердца.

Ап. Павел пишет о демонах, как о духах поднебесных. Они находятся не на небе, а в некой области под небом. Так наши страсти находятся не в нашем сердце, а в области около сердца и действуют на него как бы извне. Со страстями соединен рассудок, наполненный мечтами, грезами и картинами собственного воображения. Впрочем, кроме самого человека здесь действует невидимый «живописец» - Диавол. Отсутствие любви и смирения – это признак душевной болезни. Переход из оккультизма в православие требует следующего: реанимации человеческого сердца, возрождения двух движущих сил души – любви и смирения, осознания собственной личности.       

В оккультизме Бог как личность отсутствует. Это – пустая абстракция, а в некоторых случаях символ космической энергии. Оккультизм имеет дело с духами, а не с Богом. У окультистов пропадает чувство живой личности, для него человек – предмет пользования, а демон – инструмент для осуществления своих страстей. Практическую мораль окультистов можно охарактеризовать термином «инструментализм». Его мантры и заклинания, упражнения  и ритуалы похожи ан работу со сложным компьютером; слова и ритуалы – это рычаги и система связи компьютера. Поэтому часто оккультные инициации заключаются в открытии неофиту магических имен.      

 Переход из оккультизма в православие в этой плоскости должен знаменовать собой переход от инструментализма к личностному общению – к персонализму – общению с конкретными личностями. Разорвать порочный круг страстей, опустить ум из области рассудка в сердце, оживотворить и согреть лед своего сердца любовью, - должно стать задачей такого человека.       

Заклятие – это императив, повеление. Медитация – это беседа с собой, это созерцание определенной идеи или предмета. Для оккультиста молитва – это вид словесной энергии или трансформация энергии собственной души в слова молитвы или действие через энергию, заключенную в самих словах и именах. Поэтому оккультист по инерции отождествляет действие молитвы с самой молитвой, а себя – с энергетическим генератором. Он ожидает ответа не от Бога, а от самой молитвы как ее следствие, т.е. реализацию, заключенных в молитве потенциальных сил. Слово «молитва» имеет один корень – «мольба, умоление», т.е. благоговейная просьба, а оккультист никого не просит. Он забывает о самом главном, что обращает его к Богу как живой Личности; для него молитва не диалог, а монолог.        

Оккультизм в какой-то степени связан с пантеистическим мировоззрениям – одушевлением сил природы и обожествлением космоса. Мистика пантеизма – это мистика слияния с духом космоса – состояние, называемое самадхи, или погружение в нирвану – пустоту, как состояния истинного бытия; это мистика упрощения, т.е. освобождение души от слов, представлений, чувств, эмоций и т.д. Здесь нужно условие для погружения в бесформенную пустоту. А так как бывший оккультист, смешивая молитву с медитацией, стремится к этим условиям для освобождения души от ее содержания, то он питает какую-то скрытую неприязнь к общественному богослужению, старается не приходить в храм, когда там праздничная служба и много народа, а предпочитает молиться один в своем доме; там ему легче погружаться в подобное состояние.

Вообще оккультист чувствует себя во время литургической службы плохо. Он объясняет это шумом в церкви, давкой народа, неумением людей вести себя в храме. Но на самом деле здесь более глубокая причина. Стремление темных сил оторвать человека в мистическом плане от церкви, от места, где небо соединено с землей. Оккультист привык рассчитывать на себя и надеяться на свои силы, поэтому он одинок в храме. В церкви он ищет не благодати Божией, а какой-то космической энергии. Это не общение с богом, а как бы включение себя, вроде прибора, в электрическую сеть. Оккультист редко приходит в церковь до службы, а чаще всего он опаздывает на литургию и уходит раньше, не дождавшись ее конца. Надо сказать, что мистика католиков включает в себя образные представления. Поэтому некоторые исследователи находили сходство между католической мистикой и Йогой. Католики редко говорят: «Я молюсь в храме», а «Я медитирую». Характерно, что скамьи, находящиеся в костелах, предназначены больше не для молитвы, а для размышления, для медитации.      

Оккультист должен научиться тому, что делает каждый ребенок: просить; научиться просит у Бога – вечного и временного для себя и для других; чувствовать Бога, как ребенок чувствует своего отца, доверять Ему, а не собственным силам.      

Обычно, когда определяют различие религии и конфессии, то останавливаются на их вероучении – догматике, затем – на обрядах и ритуалах. Но есть еще одна область, которая трудно поддается определению, но в тоже время является самой сердцевиной религии, это мистика.     

 В настоящее время немало людей увлекаются восточными религиями, в том числе оккультизмом. Для некоторых из них это является как бы переходным периодом из атеизма в христианство. Но, вступая в Церковь, они несут в себе инерцию пантеистической и демонической мистики. Особенно разрушительное действие – это инерция проявляет себя в искажении молитвы. Поэтому несколько остановимся на этом вопросе. Мы не задались целью разбирать бесчисленное количество школ и систем неоязычества, а только хотим указать на несколько фактов, чтобы помочь людям осознать, какую рану они могут носить в себе.     

Индуисты, вернее индуистские мистики, стремятся к состоянию, называемому самадхи. Оно имеет сходство с экстазом неоплатоников. Гималайский пантеон богов – это персонификация свойств «единого»; многобожие – религия толпы; картинки, нарисованные для детей, которые не познали божественное начало, обитающее в них самих. Но посвященный знает, что существует только единый, а множественность – иллюзорна. Он отвлекает свой ум от множественности форм, мыслей, картин и представлений. Это интеллектуальное упрощение относится как к внешнему, так и внутреннему психическому миру самого человека. Он как индивидуум кажется себе иллюзией: «Нет ни меня, ни тебя; существует только он», другими словами: «Я – есть ты, ты – есть он». Человек пытается путем медитаций отождествлять себя с этой бесформенной и безликой единицей, как единственным бытием, вне которой начинается мир иллюзий.