О демонической мистике Востока

Он посредством медитативных упражнений хочет слить себя с абсолютом и остается с единственной верой в то, что он и божество – едины, а точнее, он сам свою божество.

Психическая жизнь подавлена, как бы уничтожена; вере в свою божественность ничего не противостоит. Эта идея охватывает всего человека и приводит его в состояние транса. Разумеется, молитва здесь отсутствует: кому молиться, если он тождественен абсолюту. Притязания на богоравенство или самобожение является основой первородного греха и ведет начало свое от нападения сатаны, который посчитал себя богом. Прошедший путь индуистской мистики нередко под видом молитвы обращается не к Богу, а самому себе и заменяет молитву медитацией. Самое страшное искушение для такого человека, что он в христианстве с трудом приобретает чувство общения с Богом, как с Личностью; для него Божество неопределенный универсум.

Поэтому у людей, пришедших из пантеистических религий и оккультных учений, если они были практически включены в них, остается какая-то отчужденность и холодность к Христу как Богочеловеку. Оккультист Владимир Соловьев подменяет Богочеловека Богочеловечеством. Ранние философские работы Соловьева, а также произведение «Смысл любви» носят пантеистический характер. В ранних произведениях он хочет обобщить христианский и восточно – пантеистический  опыт, только не мистики, а мышления. А произведение «Смысл любви» проводит идеи оргаистического шиваизма и шанкризма. Характерно, что Владимир Соловьев долгое время занимался спиритизмом. Что касается Флоренского, пришедшего в христианство от платонизма и гностицизма, то он  пишет о Христе каким-то ледяным тоном, как можно писать о мертвеце; по сути дела у него Христос заменен Софией – «матерью мира».    

Для прошедшего путь буддизма следует помнить, что буддизм в своих отрицаниях и негациях еще более радикален, чем индуизм (нам кажется, точнее, будет название шиваизм). Если шиваизм учит о сведении психической человека к некой универсальной единице, то мистика опустошения в буддизме стремится свести всю психическую жизнь к нулю, объявив всякое бытие злом. Шиваизм ищет единого бытия под многообразием форм. Буддизм отрицает бытие универсума. Его мистика – не уничтожение форм, а уничтожение самого бытия, как иллюзии, влекущей за собой реальные страдания. Здесь не только уничтожаются мысленные объекты, но подвергается беспощадной ампутации вся эмоциональная сфера человека.      

Продолжением буддизма, который чуждался философско-метафизических проблем, является его вариант в виде ламаизма, хотя это продолжение нам представляется как шаг назад к индуизму. По этому учению, существует пустота, которая рождает сама из себя элементы бытия, настолько кратковременные, что их можно  назвать вневременными. Эта пустота является первоосновой вещей. Этот вакуум, в котором должна растворится без остатка душа человека, представляет собой вожделенную цель ламаистов.

Ламаизм хочет философски осмыслить буддизм, который порождал из себя и продолжает порождать элементарные частицы как основу и материал для мироздания. Буддизм не пытался осмыслить и определить нирвану, для него определение нирваны в словесной формулировке было бы уничтожением самой нирваны. Буддизм остановился на уровне эмпирике, поставив саму психику человека в неестественные условия искусственного торможения душевных процессов. Буддизму нет дела ни до божества, ни до души, ни до метафизического мира, ни до начала, ни до конца мироздания. Для него само бытие отождествлено с понятием зла – это диссонанс, постоянно терзающий человека. Уничтожить страдания человека можно, только уничтожив само бытие, а точнее, остановить его проявления.

Пришедшие в Церковь из буддизма отличаются наклонностью к субъективизму и индивидуализму; их религиозная жизнь как бы застывает в их рассудке. Буддисты и ламаисты, также, как и шиваисты, теряют чувство, личностного бога. Для них Божество – это энергетическое начало. Они ищут Его не в молитвах, а в медитациях, и само понятие молитвы у них искажено: это не мольба, а рассуждение, обращенное не столько к Богу, сколько к собственной душе; они ищут не общения с Богом как с Абсолютной Личностью, а субъективные состояния. Для них остается чуждой первая заповедь евангельских блаженств: «Блаженны нищие духом». Они чувствуют себя в молитве не нищими, а теургами, и часто приписывают словам молитвы самостоятельную силу.

Поэтому пришедшие к православию от этих учений должны помнить, что молитва – это диалог через слово между двумя личностями: ограниченной человеческой и безграничной божественной. Это синергизм двух воль. Результат молитвы – от Бога, наша – только просьба.     

Оккультизм не отрицает ценности земного бытия, но отрицает цель бытия, как общение с Божеством; для него нет Бога как объекта молитвы, он имеет дело с космическими духами, а на самом деле с демонами; он хочет влиять на этот мир через слово и магические ритуалы.      

Демон имеет индивидуальность, но личность в нем стерта. Молитва оккультиста носит характер императива – повеления; это – агрессия в мир агрессоров с целью заставить их служить себе посредством магических знаков и таинственных имен, как паролей и талисманов. Это – общение с демоном через уподобление ему, поэтому у оккультистов до чудовищных размеров развивается гордость.       

После перехода в православие им трудно почувствовать Бога как живую Личность. Сатана – холоден; сердце у оккультиста также холодно, та мнет любви, хотя его душа постоянно обуреваема страстями (страсть – это пламя, которое жжет, но согревает). Его молитва также обращена по инерции к некой безликой силе, поэтому ему нужен особый контроль над собой. Он ищет способы  и методы к молитве, но забывает о главном, что молитва есть плод смирения и любви.      

Всем этим людям необходим духовный руководитель, как тяжелобольному нужен врач. Смирение с покаянием рождает любовь; только любовь может согреть и оживотворить их сердце. Смирение начинается с послушания, а послушание с осознания того, что человек своими собственными ограниченными, изъеденными страстями, как дерево червями, силами не может бороться с грехом, живущем в нем. Чувство духовного тупика, в котором оказался человек, подобно перекрестку двух дорог, где решается дальнейшее направление его жизни:

1. Он думает, что у него достаточно внутренних возможностей, чтобы самому преодолеть этот тупик, что его состояние это результат допущенных ошибок и внешних ситуаций. Он решается сам исправить свою жизнь, сам выйти из лабиринта демонического мира, в котором оказалась его душа, и в результате он делает новый круг и приходит к тому же тупику. 
2. Человек понимает, что грех это динамическая сила, которая живет в его душе и требуется беспрерывная борьба с ним, со всеми его многообразными проявлениями, что он находится в окружении демонических существ – врагов беспощадных и коварных, более опытных, чем он; что в его душе существуют страсти, которые он любит и с которыми в тайне сердца не хочет расстаться. Тогда человек начинает искать помощи, а именно, помощи Божией через послушание духовному отцу, через отсечение своей непокорной воли, которая стоит, как стена, между человеком и Богом.     

Человек может изучить духовную литературу, в том числе аскетику, знать лучше отцов о внутренней жизни и даже рассказывать об этом другим, но без духовного отца он будет подобен хирургу, который знает анатомию человека, но не может сделать операцию на своем собственном теле. Только послушание, как высшая жертва, может сделать ветхого богоборца новым боголюбцем.     

Людям, перешедшим из оккультизма в христианство, не следует увлекаться богословием, и здесь тайная гордость ума может получить свою пищу. Им надо начать с исполнения заповедей, если можно так сказать, с практического христианства, чтобы реанимировать свое сердце; другими словами, им надо перенести центр религиозной жизни из головы в сердце. Они должны научится уважать человека как богоподобную личность, отказавшись от интеллектуального элитаризма и от прежнего противопоставления себя окружающим людям, как просвещенного в духовной жизни (пневматика) профанам (невеждам). Они должны научиться, не просто читать молитвы, а просить милость у Бога, - то, что трудно их гордому уму.

Переход  в православие из пантеизма – это переход от космофилии к теофилии, от безликой космической силы и духов посредников – этих артистов в масках – к личностному общению с Личным богом, Который есть Жизнь, Истина и Любовь.