О теологических кротах

У популярного в свое время писателя Мачтета, имеется фантастический рассказ о том, как человек, выпив колдовское снадобье, уснул крепким сном и проснулся через двести лет. Он увидел себя в восточном городе, с причудливой архитектурой, среди людей, в необычайной для него одежде. Место и ландшафт были те же, а город другой. Оказалось, что эту территорию захватили китайцы и установили свои законы, порядки и обычаи.

Я вспоминаю этот рассказ, когда встречаюсь с фантастическими, но вовсе не художественными сказками о том, что Православная Церковь в 16-ом столетии внезапно уснула и несколько веков пребывала в католическом плену, сама не подозревая об этом. Выходит, что Церковь находилась все это время в невменяемом состоянии, с оцепеневшим сознанием, отключенным слухом и закрытыми глазами. А теперь модернисты пытаются пробудить ее от летаргического сна, чтобы она увидела и убедилась, в каком печальном положении она очутилась и какими католическими чернилами замазан ее хитон. Но для мифа о «католическом плене» нужна предварительная работа по изменению мышления православных.

Модернистам нужно извратить само понятие Церкви и доказать, что Церковь – не продолжающаяся Пятидесятница, не хранительница Духа Святого, не «Столп и утверждение истины», а конгломерат тезисов, цитат и теологуменов. Они считают, что  Церковь надо очищать – как старый пруд от скопившейся тины,  реставрировать как обветшавшее здание, и реанимировать как тяжело больного, впадающего по временам в беспамятство. Разумеется, модернисты объявляют себя реаниматорами и спасателями Православия.

Для осуществления реформ им необходимо разрушить как вражескую крепость, преграждающую путь – церковное Предание, уничтожить догматические постановления, разоблачающие их ложь, облить грязью символические (здесь символ – в значении образца) вероисповедальные книги и представить Церковь каким-то теологическим пустырем.

Чтобы не завязнуть в схоластических упражнениях, нам необходимо держаться, не отклоняясь в стороны, принципа церковной соборности и основополагающего факта, что символические книги Православной Церкви – это не плод индивидуального творчества, а голос всего Православия. Вероисповедальные книги были утверждены на расширенных поместных соборах, с участием всех восточных патриархов и их синодов, и затем рецептированы остальными поместными церквями, то есть, приняты всей полнотой Церкви. Они не могут быть отменены, кроме власти, выше той, которая приняла и утвердила их; но ни один поместный собор не обладает такой властью. Надо отметить, что не было ни одного поместного собора, который высказался бы против символических книг Православной Церкви и объявил бы их ошибочными.

Сделаем небольшой экскурс. Когда на Флорентийском соборе католики предложили открыть дискуссию о филиокве (исхождение Духа Святого от Отца и Сына), то святой Марк Ефесский категорически заявил, что сама постановка такого вопроса незаконна – так как он был уже решен и утвержден на Никейском и Константинопольском соборах. Другие участники собора отметили, что если бы даже филиокве не было бы ересью, то само принятие его было бы антиканоничным.
 
Только наше революционное и нигилистическое время позволило модернистам беспрепятственно, под предлогом свободы мысли, распространять свои пасквили на Православие предыдущих веков. Причины этого – дух либерализма, ненавидящий православный аскетизм, стремление людей к вседозволенности, возрастающий индифферентизм части теологов к вопросам догматики, нравственный релятивизм и примиренчество с грехом в современном обществе, принцип прагматизма и методы иезуитизма, которыми отличаются обновленцы – революционеры в Церкви.

Модернисты безапелляционно заявляют, что Русская Церковь и ее богословы находились в католическом плену несколько веков. Хитрят дяди! Вероисповедальные книги, против которых направлены их петушиные наскоки, приняты и принадлежат не только одной Русской Церкви, а всем поместным церквям, то есть, всей Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, в которую верить обязывает нас Символ Веры. Этот факт общецерковного, то есть вселенского значения символических книг, всячески стараются обойти молчанием модернисты. Символические книги были написаны на латинском и греческом языках, а затем переведены на языки других церквей, в том числе на русский язык.

Послания Восточных Патриархов от 1723 г. перевел на русский язык (славянский перевод уже был) святой Филарет, митрополит Московский – великий богослов, который по отзыву современников отличался «кристальной прозрачностью ума». С глубиной богословского мышления святого Филарета и ясностью его языка не может сравниться ни один модернист (и даже все, вместе взятые). Не обладая ни талантом, ни эрудицией прежних богословов, модернисты, потеряв чувство собственной меры, пытаются смотреть сверху вниз на богословие 19-го столетия и без всякого стеснения и элементарного приличия называют его «скучищем» и «мертвечиной». Они даже придумали ярлык для классического, традиционного богословия, и называют его «школьным» богословием, то есть для детей, а не для элиты, в собственном своем лице.

Далее, модернисты хотят богословским терминам приписать католическую семантику. Они выбрали как одну из мишеней своей критики сотериологическое понятие о удовлетворении правосудию Божьему, уже встречающееся в Библии, например у пророка Исаии: «…о, удовлетворю Я Себя над противниками Моими» (Ис.1,24), а также используемое некоторыми православными богословами. Разумеется, модернисты объявили это «католическим пленом»,  и постоянно размахивают словом «удовлетворение» перед своей аудиторией, – как уличные демонстранты плакатами и броскими лозунгами.

Однако в различных контекстах одно и то же слово может иметь различное, даже противоположное значение, тем более, в разных конфессиях, в данном случае в Православии и католицизме. В Православии слово «удовлетворение» означает удовлетворение Божественной Правде, и близко к понятию «оправдание». Здесь выражена идея онтологического, нераздельного единства любви и справедливости. Образно говоря, любовь приносит себя в жертву справедливости, а справедливость, приемля эту жертву, обращается в прощение.

Божественная любовь может совершаться только через правду, а правда – через любовь. Удовлетворение это то условие, при котором Бог открывается миру как Любовь, оставаясь Правдой. Удовлетворение – это действие Божие, в котором соединены и слиты онтологические свойства Божества, абстрактно и аналитично разделяемые нами, но всегда остающиеся цельными, едиными, простыми и неразделимыми.

В католицизме под удовлетворением подразумевается нечто иное: удовлетворение Божественной чести, по аналогии с рыцарским кодексом, который в средние века по духу был близок западным епископам и прелатам, нередко облачавшимся в воинские доспехи. Разумеется, такая интерпретация чужда православной традиции и не может быть принята ей.

Можно употреблять одни и те же термины, понятия и примеры, в высоком и низком значениях. Православные богословы употребляли понятие «удовлетворение» в возвышенном смысле: Бог избрал средство для спасения человечества, оставшись вечной Истиной и вечной Любовью. Бог, будучи абсолютной Правдой, не лжет даже перед демоном, а как Любовь – не оставляет Свое создание в неизбежной погибели, под властью и тиранией темных сил. Христос спасает нас и снимает с нас проклятие: Он стал на нашем месте, заменил нас, и этим удовлетворил любви и правде, будучи Сам Любовью и Истиной.

В общем, модернисты вместо семантического анализа терминов и обязательного указания на их смысловые звучания и различия в православной и католической теологиях занялись их вульгаризацией.


Мне хочется остановиться еще на одном методе модернистов, который становится их новой «традицией». Некоторые модернисты, чтобы скрыть свои протестантские наклонности и показать себя сверхправославными, а также  желая заслужить доверие аудитории, начинают отпускать довольно плоские шутки по отношению к католикам и протестантам, что вызывает обычно у публики одобрение и смех. В общем, как писал Саша Черный:

«Смешно: ха-ха,
Смешно: хе-хе,
Греми свободный смех».