В настоящее время возобновилась дискуссия о всецелом послушании в миру, с многочисленными ссылками на святых отцов, которые писали свои наставления преимущественно для монахов. Но необходимо учесть, что монашеская жизнь коренным образом отличается от мирской жизни, и то, что необходимо в монастыре, может быть непосильным для живущих в миру, а в некоторых случаях даже духовно надломить их, и полное послушание, в конце концов, превратится в отвержение всякого послушания. Человек, надорвавшись от большой тяжести, уже не в силах нести даже малый груз. Послушание необходимо в монастыре, на нем основана вся структура монастыря, но для самого монастыря необходим наставник-старец, прошедший школу послушания, как живое предание монашеской жизни. Пусть он будет несовершен, духовно немощен по сравнению с древними подвижниками, но он должен быть одного духа с ними, как бы свеча, зажженная от светильника.
Он должен является как бы живой нитью монашеских традиций и преданий, которые передаются от живого человека к человеку – без этого монастырь будет подобен зданию, не имеющего под собой твердого фундамента, без этого монашеская жизнь будет делать беспрерывные зигзаги. Никакие книги, никакое образование, никакая ученая степень не могут заменить сравнительно небольшого, но правильного духовного монашеского опыта. Человек, учившийся у подвижников и старающийся по мере сил перенять их опыт, знает о монашеской жизни гораздо больше и глубже, чем ученый, который написал обширные исследования о творчестве святого Григория Паламы или преподобного Симеона Богослова. По моему убеждению, монастырь держится старцем-духовником. Оптина, Троице-Сергиева Лавра, Глинская Пустынь, Псково-Печерская Лавра стали светочами Православия, прежде всего, из-за старцев, которые подвизались там.
В монастыре евангельский совет о послушании становится обетом, то есть клятвой, для монаха. Но полное послушание все - таки не слепое послушание. Оно должно проходить в русле евангельской нравственности. Явные грехи, как ложь, притворство, присвоение чужого и т.д., не могут быть оправданы никаким послушанием – это патология самого послушания.
Образцом и примером самоотверженного монашеского послушания являются монастыри Святой Горы Афон. Это особое благодатное место, огражденное от мира, это крепость монашества и светильник Православия. Афон – хранитель духа древнего монашества, но обобщать афонский опыт и переносить его устав механически в другие условия, как пересаживают растение, не считаясь с климатом и почвой, не возможно. Афонскому опыту учатся, но его не экспортируют в мир.
Сторонники безусловного послушания в миру, как мне кажется, игнорируют разницу между монахами и мирянами и, поэтому, предлагают для одних и других одну и туже форму, одни и те же требования.
Не надо забывать и о различии между нашим временем и теми золотыми веками подвижничества, когда были созданы патерики. Древние монахи уже прозорливо видели духовное оскудение, которое постигнет христианский мир. Они говорили: "Мы исполнили заповеди. Те, кто будут после нас, исполнят половину, а те, кто будут жить в последние времена – ничего не исполнят, но на них придут скорби и искушения; а те, кто выдержит их и сохранит веру, будут больше нас и отцов наших". Еще отцы, жившие в древние времена в атмосфере благочестия, говорили: "Мы подобны людям, плывущим по течению реки; а в последнее время люди будут подобны тем, кто плывет против течения". Поэтому нельзя предъявлять одни и те же требования к старцам и послушникам, которые жили в древности, и к современным христианам.
Страницы древних патериков, которые мы читаем, благоухают как цветы Фиваиды и Нитрии, но подвижнический опыт монахов Египта, заключенный в них, не может быть в настоящее время правилом для отношений паствы к духовному отцу. Этот опыт может только остаться духовным идеалом, предметом восхищения, но не копирования: это звезды, к которым мы не можем дотянуться рукой, хотя и любуемся их красотой.