О тайне искупления

Ось истории человечества проходит через два полюса: грехопадения человечества в Адаме и искупления его через крестную Жертву Христа Спасителя. Падение Адама, как вина всего человечества, потенциально заключенного в нем, и распятие Сына Божьего на Кресте, казалось язычникам и иудеям безумием и абсурдом. Они недоумевали, почему потомки должны отвечать за вину их праотцев, и почему казнь Сына Божьего, то есть великое злодеяние, должно было спасти человечество, а напротив, не ввергнуть его в еще более глубокую пропасть богооставления и проклятия. Такое учение для иудеев, привыкших считать главным атрибутом Божества всемогущество, казалось кощунством, а для язычников, которым смерть представлялась как поражение и крах надежд, - безумием.

Поэтому христианское учение о спасение человека через страдание Сына Божьего и бессмертия через смерть, делало христианство в глазах античного мира какой-то фанатичной, человеконенавистнической сектой. Вся античная философия, эстетика, правовые понятия и общественный уклад по своему духу и направленности были противоположны новому учению христианства. Античный мир боролся с христианством не только огнем и мечем, но словом и пером. Христианство старались опровергнуть языческие философы, как Цельс и Порфирий; на него писали сатиры языческие поэты; его высмеивали уличные шуты. Языческая чернь наслаждалось зрелищем из пыток и казни христиан, и радовалась этому как смерти своих врагов.

В эпоху ренессанса – возрождения античности – догматы о грехопадении Адама и искупительной Жертвы Христа снова стали подвергаться критике со стороны гуманистов; даже среди духовенства нашлись новые "лукианы", которые в анонимных сочинениях издевались над тем, во что они официально верили (например, доминиканский монах Джордано Бруно).

В настоящее время наблюдается рецидив языческого мышления, как в форме скептического рационализма, так и в виде теософского адогматизма в его различных вариантах. Преемниками античных соперников христианства и гуманистов ренессанса явились современные модернисты, которые под видом "обновленного" православия борются с учением Христа; для которых Голгофский Крест также является соблазном и безумием. Они хотят разрушить Православие как храм изнутри, оставив от него только одни стены.  Поэтому, перед нами снова стоит вопрос о грехопадении и искуплении – этого камня преткновения, как для античных язычников, так и для современных гуманистов.

Вопрос: Один из видных современных модернистов считает учение о вине за грех Адама, лежащей на всем человечестве, абсурдом, а догмат о искупительной Жертве Христа – приспособлением апостолов к мышлению язычников и иудеев. Однако, как известно, вся православная сотериологическая традиция не только включает в себя понятия вины и искупления, но и основана на них. Хотелось бы более глубоко осмыслить эти вопросы. Скажите, почему некоторые из теологов все более отдаляют себя от Священного Предания Церкви и богословской преемственности? 

Ответ: Прежде чем ответить на ваш вопрос, надо остановиться на гностических возможностях самого человека в деле  познания духовной истины. Для православных такая возможность, прежде всего, – вера. В церковном Предании и непрерываемой богословской традиции мы имеем критерии и ориентиры истины, что обычно игнорируют модернисты. Если же мы захотим решать богословские вопросы, опираясь только на свои человеческие силы, на свой ограниченный рассудок, постоянно колеблемый страстями, на случайную, искаженную и сомнительную информацию из различных источников, на субъективные представления и индивидуальные исследования, – то нам придется строить собственную сотериологию, и мы сами станем модернистами, которые повторяют путь протестантизма, и к сотням существующим заблуждениям прибавляют еще новые. 

Вопрос: По ходу своего ответа укажите, пожалуйста, на принципы модернистической сотериологии в ее различных вариантах.

Ответ: Рационалисты  рассматривают человеческую личность изолированно от духовного мира, под мощным воздействием которого она существует и формируется. В своей сотериологии они почти не касаются действий божественной благодати – главного фактора возрождения и спасения человека; они оставляют за пределами своей концепции демонический мир, - тех инфернальных духов, в зависимость от которых попал человек и они сами. Им нет дела до той космическо - духовной ситуации, того напряженного "энергетического поля", в котором находится человек, и становится центром борьбы светлых и темных сил. Для модернистов как будто не существует ни метафизического мира, ни тайны человеческого бытия. Слово «мистика» воспринимается ими с раздражением; некоторые их них даже выражают пожелание, чтобы слова «мистика» и «мистицизм» были бы изъяты  из православного лексикона. Однако мы живем в мире тайн, в мире неведомого, и только поверхностный и плоский ум считает, что все можно понять, объяснить и разложить по клеткам, что всю землю с  ее обитателями можно заключить в глобус, а небо – в астрономическую карту.  Они идут на сознательное упрощение, которое, в конце концов,  оказывается профанацией и искажением христианства, где «все понятно, потому что пусто». Если бы содержание религии можно было бы познать, проверить логическим или лабораторно-эмпирическим путем, то вера, как феномен духа и необходимое условие для нравственного выбора, исчезла бы, уступив место очевидности, то есть внешнему принудительному знанию, нравственно безразличному, в котором не решается вопрос о духовном направлении человеческой личности.

Вопрос: Какое взаимоотношение между гуманизмом и модернизмом?

Ответ: Мы бы сказали, что модернизм – это гуманизм в оболочке религии. У модернистов рационалистического направления, мы видим какую-то автономную антропологию, отключенную от теологии, ангелологии и космологии, которая порождает такую же плоскую сотериологию, где главным действующим лицом и главной силой является не Божество, а человек, в его падшем состоянии.  Это – протестантский рационализм, и хотя некоторые модернисты порицают и бранят протестантство, но на самом деле их концепции вполне вкладываются в русло западных реформаторов – революционеров в религии. Если реформаторы протестовали против католицизма и в своей критике только «дотерлись до дыр» в Библии, то модернисты протестуют против православного традиционализма. Здесь мы видим общее направление: разрушение теологии и ориентир на человеческую личность в ее эмпирическом падшем состоянии,  – тот же гуманизм с религиозной окраской.

У реформаторов-гуманистов Божество прямо не отрицается, но Оно постепенно вытесняется из сознания верующих и центром религии становится человек. Здесь образуется теологический минимализм и антропологический максимализм. Человек рассматривается отдельно от духовного мира, как растение, которое вырвано из своей жизненной среды, и такая гуманистическая  антропология становится «прокрустовым ложем» для религии.

Вопрос:  Какова роль разума в поисках богословской истины?

Ответ:  Для христианства одинаково неприемлем рационализм и скептицизм. Разве догматы путем редукции могут быть сведены к каким-то первоначальным элементам и затем логически объяснены?  Ведь мы стоим перед тайной. Тайну можно несколько прояснить, дать общие очертания и контуры, хотя бы похожие на тени, но божественная тайна всегда превышает человеческий рассудок и не может быть выражена адекватно в понятиях и логических категориях. Посредством таких рассудочных построений происходит снижение и сужение божественной истины до пределов ограниченного человеческого постижения. Тайна умирает, вера упраздняется, и остается голое понятие, которое в сущности своей ничего не доказывает кроме ложности самого метода. Разве рассудок может понять, какие процессы присущи ему, как они происходят, как устроен механизм мышления, что такое мысль, каким образом возникает она, какова работа человеческого мозга? Если же человек не знает природы и геносиса своей мысли, то, значит ли это, что он вообще лишен мышления?

Вопрос: В чем заключаются ошибки рационалистов и скептиков?

Ответ: Рационалисты упрощают проблему, бесцеремонно обращаясь с тайной, сводя ее к какому-нибудь одному принципу или понятию, то есть многомерное бытие рассматривают в одномерном измерении, и объявляют это торжеством разума, хотя здесь не торжество, а нищета.