"В качестве смутной интуиции, - пишет господин Зайцев,- идея онтологического единства тварного мира присутствует в древнегреческом представлении о человеке как микрокосме, и это представление развивалось в творениях многих Отцов Церкви, где человеческая природа рассматривается не как индивидуальная автономная сущность, а как сложное иерархическое соединение небесного и земного - души и тела".
Иерархия тварного мира уже отрицает возможность сведения ее в некую общую, присущую всем субстанцию. Человек венец творения, он качественно отличен от остальных существ. Сущность - это не материя на молекулярном уровне, а, прежде всего, конкретная устойчивая динамичная структура. Человек, абстрагированный от своих душевных сил и способностей, уже перестает быть человеком и, поэтому, теряя собственную субстанцию, он не может быть сопоставляем с другими творениями, как субстанциями. Первоматерии, как таковой, уже не существует. Дух Святой, летая над бездной, сделал ее новым субстратом жизни. Она не гипотетическая плазма, а бытийная реальность. Даже комок земли, даже пылинка, едва видимая глазом, это не простая первоматерия, а конкретная сложная структура.
Поэтому о единосущии мира и всего, что в мире можно говорить только в предельной абстракции. Неужели господин Зайцев считает, что между ним и хвостатым крокодилом единосущее, и он не имеет сущностного отличия от зубатого обитателя Нила?
Учение о единосущии космоса характерно для двух как будто взаимоисключающих систем: материализма и пантеизма. Материализм в диалектическом варианте учит, что основа бытия - это материя в движении (энергии). Поэтому вселенная единосущна. Пантеизм учит, что сам космос - это модальность Божества, поэтому космос единосущен. Господин Зайцев хочет ввести в ворота Церкви троянского коня единосущия, спрятавшись в нем, как хитроумный Одиссей, то есть тянет нас к пантеизму. Но, может быть, и другая причина. Он запутался в "аристотелевских хитростях" и пошел в гущу леса, не разбирая дороги.
Опять приведу пример: человек разумное существо, даже безумец имеет разум, только разлаженный как испорченный механизм. Камень обладает плотностью, объемом, весом и так далее, но разумности не имеет. Человеческая природа без таких онтологических свойств как разум, чувства и воля, вообще невозможна и поэтому она не может быть отождествлена с другой какой-либо субстанцией, например с субстанцией камня. Это будет уже не человеческая, а какая-то воображаемая субстанция. Мысль Зайцева приводит нас к парадоксу: единосущее субстанций без свойств субстанций. Что касается взаимопроникновения вещей до грехопадения Адама, то вряд ли первозданный Адам был взаимопроникновенен слону, а слон Адаму. Здесь вопрос может быть поставлен о некоем материальном сходстве, о наличии некоторых общих свойств, но вовсе не о единосущии и взаимопроникновении.
Зайцев цитирует преподобного Анастасия Синаита: "Ведь человек отличается от бессловесных (тварей) своими мыслящи, разумным, желающим и волящим (началами), тогда как во всем прочем и, особенно по своим телесным (свойствам), он причастен, подобен и единосущен этим (тварям). Ибо они суть из той же самой земли, из которой было создано и наше тело".
Но ведь человек без своих мыслящих, разумных, желающих и волящих начал (у человеческого эмбриона они существуют в потенции) уже не может быть человеком, или обладать природой человека. И, поэтому, подвергнувшись такой логической ампутации, вообще не может быть единосущен никому. Только материалист может говорить о живом человеке и о трупе человека как о единой субстанции. Сама иерархия творений исключает принцип единосущия. Субстанция нашего тела не может рассматриваться как сумма субстанций пищи, воды и воздуха, - материала для нашего тела.
Зайцев пишет: "Идея сущностного единства тварного мира использовалась византийскими Отцами и в учении о Евхаристии (вопрос этот, к сожалению, практически не изучен). Протопресвитер Иоанн Мейендорф делал на этот счет такой вывод: "Византийцы не считали, что в таинстве Евхаристии субстанция хлеба каким-то образом превращается в иную субстанцию - Тело Христово - но видели в этом хлебе тип, то есть образец или отпечаток человечности: нашей человечности, которая изменилась в преображенную человечность Христову".
Во-первых, идея сущностного единства тварного мира представляет из себя не реалию, а философскую абстракцию. Можно говорить об определенных сходствах, но вовсе не о единой всемирной субстанции, из которой, по мнению дуалистов, демиург создает формы. Зайцев пишет, что такая идея использовалась византийскими отцами в учении о Евхаристии, и тут же добавляет, что вопрос этот практически не изучен. А если не изучен, то, как господин Зайцев, на основании неизученного, то есть недостоверного, может богословствовать и утверждать.
"Византийцы... видели в этом (Евхаристическом) хлебе тип, то есть образец или отпечаток человечности".
Надо сказать, что термины тип, образец и отпечаток не являются синонимами. Тип - это обобщение; образец - доминирующий образ, воспринимаемый как эталон, а отпечаток - это след, содержащий определенные свойства, или же отражение нанесенных извне характеристик. Слова "тип человечности" - это общая идея Платона, которую иногда употребляли в метафорическом смысле, а буквально "человечности" не существует. О какой человечности идет здесь речь? Первозданного Адама? Или нашей человечности после грехопадения, которая несет на себе печать греха? Что изменилось на дискосе во время Евхаристии в преображенную человечность Христову? Хлеб или наша человечность?
Каким образом изменилась? По существу или, став символом преображенной человечности Христа? Это изменение происходит в Святых Дарах или в самих причастниках? Если Святые Дары не изменились, то, как могут причастники изменяться? Или Евхаристический хлеб изменяется в самом нашем теле? Если хлеб изменяется по существу, то это тоже пресуществление, а если по типу, то, как тип из абстракции может стать конкретной реальностью преображенного Тела Христа? Следовательно, исключая пресуществление мы дойдем до символического и метафорического объяснения причастия, что делает большинство протестантских деноминаций и сект.
Зайцев считает, что хлеб и вино воипостазируется в ипостась Христа. Однако по учению преп. Иоанна Дамаскина и других Отцов, воипостазированное не может существовать отдельно от ипостаси, а получило в ней свое бытие. Хлеб и вино существовали до Евхаристического таинства, следовательно, они не могут воипостазироваться.
Господин Зайцев утверждает о "приверженности западного богословия индивидуалистической концепции самодостаточности человека по отношению к Богу".
Однако, субстанция человека и самодостаточность по отношению к Богу вовсе не одно и то же, как пытается представить Зайцев. Человеческая субстанция указывает на онтологические свойства, без которых она не может существовать. Она указывает только на факт своего существования в абстрактном или эмпирическом значении. Но она перестает быть самодостаточной в отношении к Богу как цели бытия. Именно человеческая недостаточность была причиной пришествия Христа, который восполняет ее. Латинские богословы не говорят о Святых Тайнах как об отдельной субстанции, но учат о единосущии их с Христом. Западные богословы и так много грешили, зачем еще приписывать им не существующий грех.
Зайцев пишет: "...упрек о "трех природах" переадресуем сторонникам пресуществления. Ибо утверждение, что "сущность хлеба пресуществляется в сущность Тела Христова, а сущность вина в сущность Его Крови", неизбежно приводит к признанию даже не трех, а как минимум четырех природ в Евхаристии: божественная сущность, сущность души, сущность тела и сущность крови".
Святой Иоанн Дамаскин писал о тех, кто утверждает, что в ипостаси Христа три природы, так как Плоть Христа состоит из двух субстанций: души и тела, что тогда они должны само Тело Христа разделять на две субстанции, выделив в отдельную субстанцию кости. Как видно господин Зайцев забыл, что субстанция включает в себя родовые и видовые категории.
Профессор Осипов в статье "Евхаристия и священство" прямо говорит о вхождении хлеба и вина в ипостась Сына Божия, добавляя "по халкидонски", то есть навечно, неслиянно и нераздельно.