Размышления над книгой Соломона «Песня Песней». О Суламите

А я видела другое на этой дороге: не всадника, скачущего на коне, а мертвеца, которого несли на носилках из города в селение мертвых – в последний приют. Его глаза уже не будут видеть ни восходов, ни закатов, ни солнечный свет, ни сияние луны, обходящей как страж ночное небо, где пасутся до рассвета стада звезд. Мертвеца провожают люди не песнями, а плачем, словно каждый из них оплакивает свою будущую смерть. Спросите у мертвого: какое дело ему до дворцов, до великолепных царских колесниц, до башен и крепостных стен, которые не уберегли его от смерти; даже те, кто считали царские дворцы своим достоянием, обменяли их на погребальные пещеры. Смерть приняла мертвеца в свои недра, люди приволокли камень и закрыли вход в пещеру, будто труп может бежать как узник из темницы. Теперь бездыханное тело сделалось добычей червей: они впились в него, стали пожирать как лакомое яство, и оставили только обглоданные блестящие кости, будто камни, которые обтесал и отшлифовал ювелир.

Я странница в этом мире, я плакальщица на вашем хороводе. Первый хоровод устроили наши предки с песнями и плясками вокруг золотого тельца, и за это 40 лет были обречены блуждать по пустыне. Вы опьянены страстью к этому миру, а я любовью к его Творцу. Все разбивает поток времени; вы несетесь на его волнах, сами не понимая этого, а я стою на берегу. Пройдут десятилетия, как поворачиваются страницы книги, земля поглотит нас, как море обессиливших пловцов: позовете ли вы меня тогда из могил плясать в хороводе с вами? Земля и небо – тайные письмена о Боге. Для вас, опьяненных страстями, сам мир стал божеством, тени земли закрыли небо; для меня через видимый мир открывается Бог – как разгадывается притча, как становится явной тайна. Здесь страсть обращается в гной, наслаждение в отвращение, жизнь в смерть, красота в прах. Ваш хоровод – праздник на кладбище и песнь мертвецов над своими могилами. Здесь на земле царит зло, ложь и обман; постоянно только одно – томление духа. Загляните в ваше сердце: нашло ли оно в шумных весельях свой покой? Земная любовь – вино, опьяняющая ум; она ловит призраки и хватается за пустоту.

Вы говорите мне, что мир прекрасен, но если тень Божества так прекрасна, то как прекрасен должен быть Его свет – этот свет ищу я во мраке мира. Мир – творение Божества, но он истерзан грехами человека, он истекает кровью, он отдан двум жестоким повелителям: времени и смерти, они обращаются с ним как со своим рабом. Рядом друг с другом, как неразлучные двойники – жизнь и смерть, красота и увядание. Если бы даже этот мир был так прекрасен, как лгут вам ваши страсти, и прекраснее еще в тысячу раз, то я не променяла бы на него свою любовь к Богу.

Как пролетает ветер, так бесследно проходят радости этого мира. Вы ищете счастья там, где властвует время и смерть, а я ищу Того, Кто стоит над временем и смертью; Его свет, льющийся из вечности, озаряет мой путь. Мир обещает счастье, но взамен дает страдания и томление духа; мой Жених обещает страдания, но дарит счастье, сокровенное от мира. Телесная красота превращается в тлен, а духовная раскрывается все больше в своей неисчерпаемой глубине и великолепии. Я нашла счастье, которое не исчезнет как тень, не скроется как ночной вор, и не обманет как сновидение.

Вы говорите о песнях земли. Но умолкнет соловей, увянет роза, плакальщицы придут в дом, куда в подвенечном платье когда-то входила невеста, и сядут у гроба, в котором лежит старуха, с морщинистым, заостренным лицом, закутанная в саван. Заступ и лопата могильщика уже приготовили для нее новое подземное жилище.

Нет дома в городе, из ворот которого не выносили бы мертвеца; нет улицы и переулка, по которым не прошла бы черной лентой похоронная процессия; нет двора, которого не оглашали бы вопли о умерших; нет семьи, где никто не одевал бы траур о своих близких и родных; нет города и селения, из которых дорога или тропа не вели бы к кладбищу.

Позовите мертвых в свой хоровод, может быть, гниющие трупы возьмут друг друга за руки, а черепа пропоют веселые песни о радостях земли: если они ответят на ваш зов, тогда окликните меня.

Ваше веселье – полет однодневного мотылька. В руках человека веретено, с раскручивающейся нитью: один конец ее – рождение, другой – смерть. Окончится нить, оборвется жизнь, остекленевшие глаза уже не увидят небо, и земля сузится до нескольких аршин могилы. Такое ли счастье вы сулите мне, подруги?