Отношения между духовным отцом и духовными чадами

Отношения между духовным отцом и духовными чадами похожи на различные формы управления государством, а именно, демократическое, аристократическое, монархическое и деспотическое.

Демократическое правление

Отец и духовные чада это, прежде всего друзья. Они советуются друг с другом, вместе обсуждают дела, вместе решают проблемы и т.д. Слово духовного отца здесь не обязательно, это один из голосов в общем хоре. С первого взгляда это кажется неплохо, никакого   принуждения и насилия над личностью, подчиняются друг другу по принципу любви. Духовный отец выступает только дирижером своего хора. В общем, мир и радость. Но на самом деле происходит совсем другое, тоже, что в демократическом строе государства. Начинаются популизм и интриги, которых не может пресечь и предотвратить духовный отец.

Здесь происходит скрытая борьба за власть, в которой, как и при демократии, побеждают наиболее натренированные в борьбе и неразборчивые в средствах, и вместе с тем, наиболее целеустремленные и властолюбивые. Здесь, как и при демократическом строе, образуются внутренние противостоящие друг другу группировки, пускаются в ход подкуп, лесть, угрозы, интриги, инсценировки обмороков и глухие угрозы – покончить жизнь самоубийством, которые производят особо сильное действие на струсившего духовного отца. Он готов пойти на любую капитуляцию, чем видеть свое духовное чадо висящим в петле или лежащего бездыханно в струях крови, с пистолетом в руке, вокруг которого маячат фигуры полицейских.

Вместо духовного руководства наставник - демократ бегает с пузырьком нашатырного спирта около своих духовных чад. Финал один. Все вместе начинают руководить своим духовным отцом, и он мечется из  стороны  в сторону, безуспешно стараясь примирить враждующие лагеря. Но все имеет конец. Как выживает самая сильная акула, так берет верх самый волевой из духовных чад. Он запирает своего духовного отца в доме и наклеивает на дверях листок со словами: «Отец болен, прошу не беспокоить».

Если  духовный отец захочет выглянуть из окна, его бесцеремонно оттаскивают назад. А так как демократия тесно связана с либерализмом, то отношение к духовному отцу становится совершенно свободным. Но здесь иногда случаются дворцовые перевороты: пришедшие в себя после шока духовные чада сговариваются и, улучив время, похищают духовного отца и прячут его от противоположной стороны. После таких испытаний отцы – демократы в конце своей жизни становятся отпетыми мизантропами. Некоторые из тех, кто в молодости сравнивал своих духовных чад с мироносицами, то в старости начинают сомневаться, как мусульманин: есть ли вообще у женщины душа, хотя не высказывают этого вслух.

Аристократическое правление

Здесь духовный отец выступает как джентльмен. Он изысканно вежлив и любезен. Свое духовное чадо встречает, вставая с кресла, он восхищается ее видом, подчеркивает вкус к одежде. Духовное чадо начинает чувствовать себя дамой, которой отдал свое сердце рыцарь. Финал один. Каждое духовное чада считает, что рыцарь – наставник питает платоническую любовь именно к ней, как единственно достойной таких высоких чувств. На других духовных чад она смотрит с еще большей свирепостью, чем при «демократическом» правлении. Наставник аристократ благодарит своих чад за его посещение и, провожая до ворот, делает печальное лицо. Он во всем оправдывает своих духовных чад.

Сделать выговор для него очень трудно; даже будучи оскорбленным, он говорит: я не обижен, а опечален. Если «демократам» духовные чада приносят в подарок картошку и макароны, то наставнику – аристократу приносят букет цветов, предпочитая лилии, а иногда торт. Нередко, собрав духовных чад, он выразительно читает какую-нибудь книгу, например, Мартенсена «Нравственное богословие» и затем толкует её. Когда он идет в храм, то духовные чада, как дружина, следуют за ним или ожидают у ворот. Когда он служит, то каждое чадо интересуется, кого первым он помянет на молебне, и придают этому нередко трагическое значение. В общем, аристократическое правление превращается в какой-то рыцарский роман, где Христос вообще отсутствует, его место занимает духовный отец.  

Надо сказать, что простые люди как-то инстинктивно отдаляются от ученых монахов и наставников с аристократичными манерами, они чувствуют себя здесь чужими, но зато дамы с дипломами в восторге от таких наставников. Поэтому  здесь без воли духовных отцов появляется разделение между «плебеями и патрициями»: «плебеи» как-то сами собой остаются за порогом. Наставник – аристократ выходит навстречу гостям с какой-то торжественностью. Это выражение торжественности, как печать, застыло на его лице. Подрясник на нем всегда чист и выглажен; он предпочитает одеяние белого цвета.

Часто в квартире у него стоит пианино или фортепиано. Обычно у такого наставника большая библиотека, где наряду с духовными книгами находится светская литература. Если случайно, когда он ищет книгу, выпадает из шкафа томик Гюго или Вальтера Скотта, то он говорит со слегка грустной улыбкой: «Ведь я должен знать психологию грешника, чтобы исправить его». Он любит говорить о том, что все люди для него равны. Однако в разговоре часто намекает на свое дворянское происхождение -  действительное или ложное.

Следующий вид правления, который стал господствующим в мире этого плутократия, т.е. власть тех, кому принадлежит богатство

Но здесь нужно оговориться. Духовный отец при таком образе правления духовными чадами не обязательно должен быть эгоистом и сребролюбцем, он просто-напросто считает, что люди, имеющие богатство и власть, могут быть полезны для церкви, и поэтому особо выделяют их. На бедных он мало обращает внимание, оправдываясь тем, что бедным легче спастись, а богатым – труднее, поэтому богатые нуждаются больше в заботе и внимании. Он располагает их употребить свою власть и богатство на благо церкви и бедных; иногда он организует что-то вроде негласного «фонда» для бедных. Но здесь происходит переход на гибкую политику. Ориентиры на внешнюю силу и положение в миру оборачиваются для него духовным порабощением. Знаки внимания и услужливость, оказываемые богатым, ставят его в роль православного иезуита, где цель – благолепие храма, помощь бедным и т.д. – достигается довольно сомнительными средствами.

Та часть людей, которая ищет в Церкви истинную правду, видя двойственную нравственность священника, его различное отношение к людям, могут охладеть к самой церкви. Опять-таки повторяем: прагматик – это вовсе не значит себялюбец, иезуиты часто жертвовали жизнью за свои идеи, а православный иезуит и католический, если даже борются друг с другом, остаются братьями по методам. Это обхаживание богатых – также иезуитская продажа совести во имя материального блага, и она больше, чем враги христианства компрометирует Церковь в глазах самих верующих.

Непосредственно окружение прагматика сразу понимает, с кем и как надо действовать: кого надо радостно приветствовать, как самого достойного человека, кому надо во время службы выносить стул и т. д. Прагматик считает, что можно покривить церковными правилами, если от этого будет выгода храму или бедным, например; отпеть некрещеного или самоубийцу, поминать во время литургии иноверца и т. д. Плутократ в зависимости от личного характера может быть скупым или щедрым. Но его щедрость чаще всего распространяется на тех, кто ему нужен. В его окружении в большинстве случаев все довольны. Но духовной жизни там почти нет, главные силы употребляются на внешнее. Молитвы вытесняют поздравительные телеграммы с объяснением в горячей любви; чем больше пожертвований, тем больше любви. Здесь ведется строгий учет и составляется точная шкала.  

Этот образ правления невозможен безо лжи, поэтому ложь в таких кругах является необходимой атрибутикой; на лесть смотрят как на проявление мудрости. У этих людей, как ни странно, церковь становится самодовлеющей величиной, при том не мистическим телом Христа, человеческим институтом, и заботы о благолепии храма заслоняют у них образ  Самого Христа.  

Плутократом может быть делец, стремящийся к личному обогащению, но и может быть аскет, поддавшийся духу тщеславия, и забывший о том, что любовь должна быть соединена с правдой.