О модернистических взглядах на евхаристию

Когда евхаристические дары претворяются в Тело и Кровь Христа, то они становятся уже не сущностью, а, согласно Дионисию Ареопагиту, сверхсущностью и относятся к сверхкатегориальному плану.

Я согласен, что слова "преложение", "претворение" более соответствуют самому духу Литургии, но считаю, что у нас нет оснований противопоставлять их термину "пресуществление", так как все они указывают на единое действие: хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа.

Апостол Иоанн Богослов обличал докетов - тех еретиков, которые считали, что Голгофская Жертва  это религиозное представление, величественная картина, мистерия, соединяющая человека с Богом, но не действительность. Если на Литургии не происходит превращение хлеба и вина в Тело и Кровь Христа, то она принимает характер театрального представления древних мистерий, где язычники посредством ритуальной пищи, произношения таинственных имен и т.д. пытались войти в общение со своими богами. Пребывание Христа в Святых Тайнах - не метафора, а реалия, мы бы сказали сверхреалия. Дары могут условно назваться Телом и Кровью не по своей сущности, а по связи с Ипостасью Сына Божиего. Но ведь символ  это тоже связь с символизируемым. Само слово "символ" переводится как "знак" и как "связь". Но Православие не признает никакого опосредованного отношения между освященными Дарами и Христом, это непосредственное отношение: в Святых Дарах - Сам Христос.

Священник говорит на Литургии: "...приносится в жертву Агнец Божий, вземший грехи мира за жизнь мира и спасение". Эту жертву Тела и Крови Христа приносит Сам Христос Святой Троице; Он приносит, принимает и раздает. Тело и Кровь Христа  - это бесценная Жертва и высшее освящение для христиан. Разве может хлеб и вино, не претворившиеся в Тело и Кровь, иметь такую же цену, как Жертва Христа? Мы позволим сказать, что без этого таинства мы сами не можем принести благодарность Богу за Его неисчислимые благодеяния. Поэтому без пресуществления, или, скажем более духовно, без преложения евхаристических даров Литургия перестает быть и жертвой и благодарением.

Искупительную жертву мог принести только один Христос; благодарственную жертву, равную искупительной, может принести также только один Христос. Сделать человека причастником Себе, т.е. ввести в единение с Собой, может только Сам Христос. Никто не мог заменить Христа на Кресте; Он в Евхаристии Тот же, что и на Голгофе. Святые Дары, как бы они не были связаны и соединены с Христом, не могут ввести нас в бесконечное поле высшего богообщения, если Христос не будет в них, если они не превратятся в Тело и Кровь Его.

Священник, причащая верующих, говорит: "Причащается раб Божий честнаго Тела и Крови Христовой во оставление грехов и жизнь вечную". Вкушение хлеба и вина не может дать прощения грехов и небесного царства: они не могут стать жизнью вечной в самом человеке, не могут обожить его. Ветхозаветные иудеи приносили в храм первый сноп пшеницы и начатки от плодов, они благодарили Бога за земные блага и вспоминали о грядущем царстве Мессии. Еще более выразительным символом ожидаемого Спасителя было для иудеев вкушение пасхального агнца, но эти обряды и символы напоминали, указывали, но не освящали и не спасали. Только реальное присутствие Христа делает символ и прообраз действительностью.

Во всех таинствах происходит освящение, во всех действует благодать Духа Святого, все являются каналами Духа Святого и связывают человека с Богом. Но Таинство Евхаристии отличается от всех Таинств тем, что там пребывает живой Христос, не символически, не через соединение и связь с хлебом и вином, а пребывает в них, делая их Своим Телом и Кровью. Господь скрывал Свое Божество под покровом человеческой плоти, так как мир не мог бы вынести свет Божества. Теперь Господь являет и скрывает Себя под покровом чувственного хлеба и вина.

Господин Осипов смеет говорить, что в таком случае происходит иллюзия и обман чувств. Но ведь в Ветхом Завете Господь скрывал Себя в горящей купине. Может ли г-н Осипов назвать это обманом чувств, т.е. что Моисей имел дело с призраком?

Бог явился Аврааму в виде трех Ангелов. Может ли г-н Осипов сказать, что это иллюзия, и Бог поступил с Авраамом, как иллюзионист? Бог явился пророку Илие в грозе и буре. Посмеет ли г-н Осипов сказать, что это материализированное представление о Боге? Я только хочу спросить у г-на Осипова: можно ли назвать феофанию миражом и призраком или это было реальным присутствием Божества, только в форме, доступной человеку? Я думаю, что ответ ясен. Поэтому богословская невежливость (я не хочу употреблять более подходящего слова) может позволить себе сравнивать таинство с иллюзией. Без реального Христа нет ни Голгофы, ни Евхаристии, ни воскресения мертвых, ни вечной жизни для людей.

Еще раз повторю, г-н Осипов пишет, что евхаристический хлеб и вино входят в Ипостась Бога, и сравнивает это с боговоплощением. Он забывает, что боговоплощение единственно и неповторимо, что второго Христа - Богочеловека не будет. Ипостась - это личность; как в личность может войти какой-либо иной предмет? Уже это абсурд. Вечное спасение есть вечное уподобление; но святые в вечном богообщении, в новых внутренних озарениях, в вечном приближении к Богу никогда не станут ипостасно равными Богу, даже Пресвятую Богородицу Господь не принял в Свою Ипостась. А г-н Осипов пишет, что Господь дает ипостасное соединение с Собой предметам ритуала. Личность - это духовная монада; в личность человека не может войти онтологически другая личность.

Пища, которую принимает человек, не делается частью его личности. Пища - это только материал для нашей телесной природы, притом само живое человеческое тело в земном существовании похоже на непрестанный поток, который берет вещество извне и выбрасывает его как отработанный шлак. В мгновенье возникает и умирает миллион клеток человеческого тела, но тело остается тем же самым нашим телом; значит оно, прежде всего, организация вещества.

Так как г-н Осипов справедливо считает, что человеческое Тело Христа было подобно нашим телам, кроме греха, то пища, которую вкушал Господь, также могла стать частью его природы и личности. А ведь об этом и говорит Осипов, я цитирую его слова: "...Святые Дары таким наитием Святаго Духа, как и во время боговоплощения, становились причастными, т.е. едиными, халкидонски едиными с Его человеческой Плотью. Как же это может быть? Таким же действием Святаго Духа. Не случайно ведь, когда Он жил, Он тоже ел хлеб, пил вино, и они становились Его Телом и Кровью, т.е. становились причастниками Божеству, таким же халкидонским образом. Это происходит и в Евхаристии, т.е. во время Литургии".

Мне опять хочется повторить, что пища дает материал для тела, но сама не становится телом. Поэтому пища, принятая Христом, не становилась причастной к Его Божеству, не входила в Его Ипостась, а с ней происходило то же самое, что во всяком человеческом теле. Поэтому мы никак не можем отождествить пищу, принимаемую Христом, с Его Телом.

Что касается Причастия, то оно принадлежит Божеству, Его воскресшей Плоти. В Причастии находится Весь Христос как Богочеловек. Поэтому Причастие не может быть сравнимо ни с какой пищей, оно - сверхсущно. Принимая Причастие, мы принимаем Христа. Причастие имеет вещественный образ, но оно освящает наш дух, душу и тело - всю человеческую личность, освящает таинственным образом. Тайна не может быть интерпретирована на языке философских понятий; тогда она перестала бы быть тайной, а превратилась бы в логический силлогизм.

То, что Святые Тайны нельзя уподобить обыкновенной пище, что Частица Святых Тайн, разделенная на бесчисленное количество Частиц, не уменьшается от этого по своей внутренней емкости, так как в каждой из них находится Весь Христос, хотя бы эта Частица была бы еле видна глазами. Христос воскрес с тем же Телом, с каким Он был распят на Голгофе, но это Тело было свободно от условий земного бытия, поэтому имело другие свойства.

Это было не изменением, а освобождением от ограниченности и законов пораженного грехом космоса. Воскресшим Телом Христос проходил сквозь закрытые двери, когда являлся Своим ученикам; однако на опасения учеников, что это призрак, Он ответил: Это Я Сам (Лк. 24, 39). Господь вкушал со Своими учениками пищу не потому, что нуждался в ней, а для того, чтобы показать, что Он воскрес во Плоти.