О музыке и церковном пении

В древнехристианской литературе можно найти свидетельства об одной и другой форме исполнения литургических гимнов. Например, в церковных правилах сказано, чтобы певец не начинал пения без благословения священнослужителя. Есть также правило, чтобы народ, не обученный пению, не пел бы в храме. В житии Романа Сладкопевца, в описании молитвенных правил египетских монахов, указано на одноголосном пении, между тем как в древних богослужебных книгах присутствует понятие хор как народ, отвечающий пресвитеру, то есть представителем народа в богослужении является хор, хотя и здесь не исключен принцип одноголосья, что теперь называется византийским пением. Характерно также, что в молитве Духу Святому Параклит назван хороначальником.

Известный грузинский церковный историк Мосэ Джанашвили указывает, что уже при сыне равноапостольного царя Мириана Бакуре богослужение в IV веке стало вестись на грузинском языке, а песнопения были очень похожи на византийские. Здесь интересны два факта: византийские напевы не воспринимались, как чужие, именно потому, что внутренний духовный опыт, общие мистические переживания видели в этих напевах не чужое, а свое, выражение жизни своего духа, динамику своей молитвы. Также византийская икона не воспринималась, как чужая традиция, а как выражение единого зрения духовного мира. Но интересен также другой факт: «напевы были почти как византийские» значит схожие, но не тождественные им, так как каждый язык имеет свои особенности. Синтаксический строй грузинского языка, отличающийся от аттического наречия греческого языка, на котором были составлены богослужебные тексты, требовал определенных коррекций в самих мелодиях. Это создавало новые варианты, не изменяя общих принципов пения и мелодий, а скорее обогащая их.

Если мы продолжим параллель между песнопением и иконописью, то увидим и здесь единство в многообразии. Существует много течений и школ в иконописи. Грузинская икона (сванская) имеет свои особенности, которые сближают ее с коптской, сирийской и каппадокийской иконописью. Но говорить здесь только о влияниях значит подходить к духовным феноменам с позиции плоского рационализма. Здесь отражена своеобразная восточная аскеза, стремящаяся к лаконизму в самом изображении. Если можно допустить такое сравнение, то древнекоптская или сванская икона относится к византийской иконе, как изречения аскетов собранных в Патерике, к святоотеческим гомилиям. Слова аскетов кратки, но они заключают в себе огромный духовный опыт; гомилии красочны, насыщены богословским содержанием, но одно и другое - свидетельство о Христе, живая вода из единого водоема.

Мы хотели обратить внимание на факт теперь почти забытый, но имеющий первостепенную важность. В древней Церкви певец был сакральным лицом, он возводился в церковную степень путем хиротессии - возложения руки епископа, он принадлежал к клиру, т.е. избранным, и в знак этого должен был носить определенную одежду, хотя бы во время богослужения.

Итак, пение рассматривалось не только как вид церковного искусства, но как посвящение и действие благодати. Певчий становился хранителем церковного предания, которое передавалось большей частью устно; ему приписывался определенный образ жизни. Некоторые грехи, например, не исполнение положенных постов, вело к исключению из клира. Литургическое пение в сакральном плане мыслилось как подобие ангельского пения (видение Игнатия Богоносца двух ангельских хоров, что послужило причиной установления антифонного пения). Для исполнения святых мелодий необходима святость жизни. Для эмоционального восприятия этих мелодий, для включения в них также необходим аскетический настрой. Мы говорим об аскезе в широком понимании этого слова, как борьбе со страстями, как контроле за внешними впечатлениями, как отсечение всего ненужного и рассредоточивающего ум.

Комфортного христианства не может существовать, это только затянувшийся компромисс. Христианство, начиная уже с Нагорной проповеди Христа Спасителя, требует непрестанного внутреннего аскетизма. Харизма - это дар и действие благодати. Но харизма не всегда проявляется в виде творчества. Харизма нужна для сохранения Откровения; харизма нужна в пении для того, чтобы голос певца в неуловимых вибрациях передавал неизреченные глаголы Духа Святого, чтобы передавал через звуки то, что принадлежит безмолвию.

Грех и страстность огрубляют душу. Если человек не очищает себя непрестанным покаянием, то духовное восприятие сменяется душевным, мистика - эстетикой, дух - чувственностью. Поэтому церковное искусство является чутким барометром духовного состояния общины, вернее, современного уровня христиан. Это омирщвление (секуляризация) проявляется в иконописи, храмовой архитектуре и литургическом пении. Характерно, что когда исчезло понятие клира и забылась хиротессия -посвящение в церковные должности и степени - то тенденции секуляризации и модернизма стали врываться в Церковь, не встречая прежней духовной преграды.

Мы часто употребляем слово «каноничный» и «не каноничный» не к обрядам, а способам их совершения. Между тем, как каноничность и неканоничность церковного пения проходит по другой линии. Канонично то пение, которое пробуждает дух, которое помогает молиться, которое делает более ясным слова и смысл гимнов, которое, образно выражаясь, свет молитвенных слов согревает своим теплом. И, напротив, неканоничны те мелодии, которые усыпляют дух и пробуждают душевные эмоции, которые несут не умиротворение, а чувственное возбуждение, ошибочно воспринимаемое как вдохновение, которое не очищает душу, а только лишь дает эстетическое удовлетворение, похожее на душевное удовольствие. Оно исчезает по окончанию службы, и человек остается тем же самым. Церковное предание и хиротессия охраняли жизнь духа от различных душевных суррогатов.

Итак, один из главных канонов, относящихся к церковному пению, заключается в том, что певчий должен иметь посвящение через возложение епископской руки, благословение на особую одежду, причисление к клиру, который является посредствующим звеном между священством и мирянами, и вести благочестивую жизнь. Теперь этот канон звучит как анахронизм: от певчих требуются только вокальные данные, иногда роль певчих исполняют профессиональные артисты, которые не представляют народ, участвующий в богослужении и, разумеется, не являются носителями благодати. Достоин ли человек, по своим нравственным качествам, быть певчим, то есть занимать церковную должность и определенную духовную степень, - теперь никого не интересует, и даже постановка такого вопроса может вызвать удивление. Между тем, святой Никита Стифат, проводя аналогию между небесной и церковной иерархией, включает не только священнослужителей, но и церковнослужителей в звенья земной иерархии. Надо помнить, что человек своим голосом выражает не только дух и содержание молитвы, но и содержание своей собственной души, поэтому пение неверующих людей или не включенных в церковную жизнь будет всегда фальшиво и бездушно.

Следующий канон ограждает церковное пение от страстных мелодий, от грубо - чувственных движений души, зашифрованных в ритмах. Современные композиторы часто грешат против этого канонического правила, заменяя духовность душевностью, которая не обновляет, а развлекает или опьяняет человека, индуктирует его страсти и усыпляет ум. Такое пение становятся не помощью, а препятствием молитвы. Мелодии, несущие страстную информацию, должны быть вынесены из храма.

Третий канон - это разделение церковных напевов на 8 гласов, которое существовало в древности, но свое окончательное завершение получило в песнотворчестве Иоанна Дамаскина. Между тем, мы нигде не нашли какого-либо правила, которое запрещало или же напротив, ставило бы неизменным эталоном одноголосное или многоголосное пение. Говорить, что одноголосное пение не наше, а византийское, это значит: I) отвергать единый мистический опыт православия; 2) не знать истории восточной Римской Империи, начиная с эллинистических времен, и участия Грузии в культуре этого региона. В древних монастырях сохранились грузинские фрески, очень похожие на византийские, но вряд ли кто нибудь скажет, что они чужды духу грузинского народа, что это импорт, полученный из Греции.

Церковное пение имеет метафизическое основание, а ее форму подсказывает и определяет внутренний духовный опыт. Только плоский рационализм мог бы назвать Псалтирь, принадлежащий всему человечеству, национальной еврейской поэзией. Такие явления, как псалмы, иконы, литургические гимны, - все то, что принадлежит Церкви и перешло в Предание, - по своей природе универсально, а не регионально и национально, хотя в этом участвуют градации и гений определенных народов.

Музыка является самым интимным видом искусства. Поэтому она связана с той глубиной души, которая в современной лексической терминологии названа подсознанием.