Любовь или любодеяние?

Христос сказал: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим», сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: «Возлюби ближнего твоего,  как самого себя»; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки». (Мф.22;37-40).

Бог есть Любовь – вечная, абсолютная, неизменная, непостижимая человеческим разумом Любовь. Однако модернисты-либералы по-своему интерпретируют любовь. Они разделяют любовь от правды, и, в конце концов, превращают ее в вседозволенность: люби, как хочешь – и делай, что хочешь. Такая любовь без справедливости и без правды, на самом деле, становится примиренчеством со злом и страстями. Под видом абсолютной любви грех оказывается оправданным; он начинает казаться не потерей благодати, не богоотступлением, не сопротивлением божественной воли, а каким-то пугалом для детей. Любовь без справедливости – это то, что нужно развращенным чувствам человека в его падении. Такая любовь оказывается любовью к греху. Это какое-то «мистериальное» всеединство через грязь страстей – единство в одной луже.

Оккультисты тоже говорят о абсолютной любви, в которой нет  запретов и пределов; они заменяют любовь любодеянием, имеющим нередко  ритуальный характер. Некоторые демонопоклонники манихейского толка учат, что если Бог безграничная Любовь, то Он не может не любить сатану. О всеобщей любви, реализующей себя в пансексуализме и панпатосексуализме, учит секта  «Новая эра», которая распространяется на Западе как раковая опухоль. Хиппи, с их групповым сексом, также называют свой цинизм любовью. Известный ересиарх и развратник Мун не раз заявлял, что он более милостив, чем Христос.

Духовная любовь чужда похоти и пристрастия. Она дар благодати и может обитать только в чистых сердцах; для ее стяжания необходимо бороться со страстями и эгоизмом. В душах, где свили свои гнезда змеи злобы, зависти и ненависти,  - не может быть христианской любви: там страстная, слепая похоть, которую страстный мир называет любовью.

Тантрийский буддизм, кама-йога, ряд гностических сект,  отождествляют любовь с каким-то универсальным сексом. «Вначале был пол» - пишет декадент-сатанист Пшибышевский, пародируя слова святого Иоанна Богослова.
 Бенгальские кришнаиты считают высшей формой любви порочную любовь, попирающую все нравственные нормы. Кришнаитам вторит русский поэт Сергей Есенин, который вряд ли в рязанской деревне или петроградских кабаках слышал о кришнаизме:

«Не кори себя разбойником,
Если чист, - то падай в грязь.
Знай, теленку из поддонника,
Улыбается карась».

Итак, все запреты сняты, даже телята и караси рады.

Теперь стало модно говорить в околоцерковных кругах, на рок-концертах, в таборах хиппи, и на форумах, направляемых либералами, что любовь выше нравственности, будто любовь – одно, а нравственность – другое, и они противостоят друг другу.  Уже средневековый мистик и пантеист Экхарт Мейстер писал о том, что   божественная любовь настолько велика, что Бог должен благодарить человека за то, что через человека Он может удовлетворять Свою потребность любви.

Другими словами: не я должен быть благодарен Богу, а Он мне, поэтому – Бог мой должник. Митрополит Антоний Блюм заявлял, что Христос солидарен с нами во всем, то есть с человеком, в его падшем состоянии. Таким образом, у божественной любви отнимаются ее атрибуты: святость, справедливость, и чистота. Протестанты считают, что для спасения достаточно одной веры, а современные модернисты пошли намного дальше: оказывается, не надо даже веры, лишь бы человек согласился с желанием Бога – спасти его. Тогда все прошлые грехи прощаются, как стираются письмена на воде, и человек оказывается перед открытыми вратами рая.

Модернисты весьма прозрачно намекают, что, в конце концов, спасутся не только все грешники, но сатана и демоны. Таким образом, мы будем иметь «удовольствие» встретиться и побрататься на небе с Люцифером, Вельзевулом, Велиаром, и с их соработниками и помощниками: Иудой, Нероном, Диоклетианом, Чингисханом, предводителями октябрьской революции, и тому подобными человекообразными чудовищами, которые, напившись кровью, затем выразили желание быть спасенными и моментально очутились в раю. В общем, какие-то невидимки, через уста модернистов, говорят грешнику на ухо: 

«Спи младенец, мой прекрасный,
Баюшки, баю.
Буду сказывать я сказки,
Песенку спою.
Ты же спи, закрывши глазки,
Баюшки, баю»,

 И грешник, валяясь в собственной блевоте, видит себя в раю.