При этом искуплением (если этот термин допускается) служит само воплощение - взятие человеческой природы в божественную Ипостась. Не Распятие и Воскресение, а Благовещение и Рождество являются главными пунктами этого учения.
Надо сказать, что у Святых Отцов есть немало выражений о том, что. Бог стал человеком по природе, чтобы сделать человека богом по благодати, что Бог, взяв на Себя человеческую природу, возвратил нашу природу к первозданной чистоте и т.д. Подобные выражения охотно цитируются модернистами, но не с целью углубить сотериологию святоотеческими мыслями, а для того, чтобы следствие искупления - обожение человека - представить, как акт самого искупления. Они хотят открыть путь из Вавилона в небесное царство, минуя Голгофу.
Разумеется, модернисты будут возражать, что они не отрицают крестной жертвы, но дело в том, что на словах не отрицая ее, они лишают искупительную жертву мистического и метафизического значения, извращают ее смысл и низводят к примеру, как бы к живой иллюстрации слов Спасителя: "Никто не имеет большей любви, чем тот, кто полагает душу свою (жизнь свою) за друзей своих".
В нравственной теории остается неразрешимым вопрос, зачем распялся Христос, ради чего Он взошел на Голгофу? Вразумительного ответа нравственная теория не дает, вернее ей нечего сказать. Если лишить Голгофскую Жертву ее искупительного значения, если вывести ее из центра православной сотериологии, то она для людей превращается в богоубийство, то есть не в спасение, а в новый грех. Эта модернистическая теория, выдаваемая за Православие, является следствием протестантского рационализма, который перечеркивает Крест Христов другим крестом своего скептицизма.
Современные модернисты с их призывами вернуться к Православию (как будто Церковь потеряла его) похожи на бойких маляров, которые берутся реставрировать икону, и то это сравнение звучит слишком мягко. Общее духовное состояние мира в настоящее время таково, что лучшее, что мы можем сделать - это сохранять то, что мы получили от прежних веков. Разрыв между нравственным и духовным состоянием человека и даже теми богословами, которые жили за одно, два столетия до нас, настолько велик, что, берясь исправлять их, мы будем обречены на подмену Православия темными и страстными представлениями своего собственного ума. Самой большой духовной культурой для современных людей является познание своей духовной слепоты, своего духовного бессилия, послушание Церкви, подчинение своего загрязненного миром рассудка православному учению, которое сохранено для нас в вероисповедальных памятниках и Символе Веры, а не открыто в находках современных "церквоискателей" и "догматоизобретателей".