Об одном из методов модернистов (ответ о. Андрею Кураеву)

Признаюсь, что я проявил определенную невежливость по отношению к отцу Андрею Кураеву, так как решил, что переиздание его книги “Вызов экуменизма” является повторением прежнего текста, и только недавно увидел, что часть книги представляет собой ответ на мою брошюру, изданную под названием “Вызов новомодернизма”. 

Должен поблагодарить о.Андрея за то, что он нашел время для ответа и, таким образом, пожелал продолжить нашу дискуссию. Чем жестче критика, особенно со стороны эрудированного человека, каким является о.Андрей, тем более интересна и полезна она. Впрочем, отец Андрей обладает культурой дискуссии и приятным юмором, который оживляет речь, даже когда она касается абстрактных предметов. Читая о. Андрея, я внутренне восхищаюсь тем, что он может найти неожиданные доказательства, новый образ и оригинальные сравнения, то есть может разыскать грозди винограда в уже оборванном саду. Кроме того, у отца Андрея хорошо наложен научный аппарат и, поэтому, общение с ним обогащает собеседника фактическим материалом. Мне кажется, что мой ответ отцу Андрею Кураеву должен касаться, прежде всего, принципиальных вопросов, интересных для церковной общественности, а не отдельных фрагментальных неточностей или оговорок, без которых вряд ли обходится какая либо книга.

Одним из таких принципиальных вопросов, я бы сказал, “нервных узлов” в современном богословии, является проблема пробабилизма. В своей брошюре “Вызов новомодернизма” я указал, что между богословским теологуменом, внедряемом в православном мышлении, и пробабилизмом иезуитов существует ближайшее родство; это как бы два близнеца, родившиеся из одной утробы гуманизма. Отец Андрей, прочитав такое сравнение, огорчился, и ответил мне укоризненными словами: “О.Рафаил все – таки слишком увлекается нецерковной терминологией, причем порой просто не знает ее смысла. Например, он полагает, что у иезуитов есть “прием, называемый пробабилизмом, когда для совершения какого-нибудь поступка, противоречащего общепринятым нормам нравственности, достаточно в свое оправдание указывать на пример или высказывание одного из авторитетов”(с.91).Это просто неправда. Пробабилизм в этике иезуитов – это учение о том, что человек грешит лишь тогда, когда совершает заведомо греховный поступок; но если, совершая поступок, он был убежден, что в этом поступке есть только вероятность греха, но сам грех он не считал неотвратимым, не стремился именно к нему и надеялся все же этого греха избежать – такой рискованный поступок совершать можно. Пробабилизм – всего навсего “вероятность”. О.Рафаил спутал пробабилизм с прецедентным принципом (который активно используют и православная этика и пастырство). (А.Кураев, “Вызов Экуменизма”, 2003г., с.316)

Отец Андрей закаленный воин в полемических битвах. В течение многих лет он ежедневно купался в водах философского Стикса, а теперь, вдруг, потеряв прежнее улыбчатое спокойствие, перешел к таким выражениям, как: “незнание”, “просто неправда”, похожими на стон от боли. Пробабилизм и теологумены – это вообще незащищенное место на теле модернистов, я скажу даже больше, это один из главных методов и приемов церковных новаторов, без которого они просто не могут обойтись. Теперь, я хочу ответить на обвинение меня о.Андреем в невежественном употреблении “нецерковной терминологии”, и смиренно заявить, что, хотя я нередко ошибаюсь, но, все – таки, не всегда.

Привожу свидетельство из книги Бёмера “Иезуиты”. В иезуитизме упражнения софистической логики “…приобрели огромное практическое значение, благодаря, так называемому, пробабилизму, т.е. учению, по которому тот или иной поступок является дозволенным уже в том случае, когда его можно считать не несомненною, а лишь вероятно дозволенным, когда, напр., можно сослаться на авторитет сочинения по нравственному богословию. Иезуиты не были изобретателями этого учения, но они развили его вплоть до его последних логических следствий и твердо держались за него, в то время как богословы других монашеских орденов обнаружили достаточно ума, чтобы отказаться от него или, по крайней мере, сильно ограничить его…Поэтому пробабилизм сделался в собственном смысле слова официальной доктриной ордена”. (Бёмер, “Иезуиты”, Москва 1913г., с. 381- 382)

В наше время в православное мышление все больше проникает яд сомнений. Этот яд, разумеется, не называют своим именем, его преподносят, если можно так сказать, стилизируют, под научное мышление, где, на самом деле, нет науки, а только крикливая , легковесная критика и плоский рационализм. Такие ученые обращаются со священными текстами, выискивая мнимые ошибки и противоречия, с наглостью Хама, который смеялся над наготой своего отца. Под видом “научного мышления” уничтожается благоговение к святыни. На таких лекциях студенты получают инъекции скепсиса, и если они недостаточно включены в литургическую и мистическую жизнь Церкви, то следствие этого яда будут ощущать всю жизнь.

Вере противостоит сомнение (когда, по слову апостола Иакова, человек ничего не может получить от Бога), достоверности – вероятность, то есть только предположение с определенной степени возможности. Теологумен - это вероятность и возможность, основанная на мнении авторитета, которое противопоставляется общепринятому учению Церкви. Пробабилизм – это также возможность и вероятность, основанная на примере или высказывании авторитетного лица. Здесь, как в теологумене, частное противопоставляется общему, а лицо или группа, по сути дела, ставится выше Церкви и его Предания. Но Предание не складывается как сумма творений святых отцов и духовных писателей, или, тем более, мнений отдельных святых, противоречащих большинству отцов. Оно существует изначально в Церкви, и принимает в свой живоносный поток те творения святых, в которых оно находит себя, как формы самовыражения.

Теологумены, как правило, ищут свидетельств, находящихся за оградой Церкви. Для того, чтобы расчистить путь пробабилизму и заменить Предание теологуменами, необходимо дискредитировать Символические книги (образцы веры), где с наибольшей полнотой воплощается учение Церкви. Катехизисы и Догматические Послания восточных патриархов подвергаются инсинуациям со стороны модернистов. Если Штайнер, и другие европейские теософы, тщательно собирают то, что Церковь выбросила за свой порог, и выдают еретический хлам за учение Древней Церкви, то современные пробабилисты – ученики иезуитов поступают осторожнее, - собирают то, что Церковь прямо и конкретно не осудила, но отстранила от себя, как чужое, наносное, случайное и недостоверное. Они пользуются не патристикой, а шлаком от патристики, для построения собственных теорий.

Модернисты объявляют Предание Церкви не богодухновенным, а в каких то частях, искаженным и требующим исправления. Они поднимают крик, что многие вероисповедальные и нравственные понятия недостаточно разработаны, определены и утверждены, и для того, чтобы изменить церковное Предание, а в некоторых случаях усыпить совесть, прибегают к тому же пробабилизму. Правила, они пытаются заменить одиночными примерами и собственными предположениями, то есть, по сути дела, казуистикой, и чтобы не показать своего явного расхождения с традицией, прибегают к православнообразным теологуменам и антиправославной теории “вероятности”. Теологумены и пробабилизм, при их конечном раскрытии, саму религию превращают в гипотезу.

Я считаю, упоминаемое мною явление, болезнью современного богословия. Сам отец Андрей, как старый полемист, знает, что там, где нет твердых ориентиров, а только предположения, люди одного интеллектуального уровня, приходят к различным, противоположным и самым неожиданным выводам.

Изменяется и эволюционирует несовершенное. Церковь, как хранительница Духа Святого, как Тело Христа, как столп и утверждение истины, - совершенна. Она не имеет ущербности, недостатка и неправильности. Поэтому, изменять или подменять теологуменами или мнимыми вероятностями учение Церкви, - значит разрушать ее.

Я думаю, что в нашей дискуссии нам следует также избегать ненужного обилия слов, обычно уводящих мысль в сторону от главного, чтобы иезуитский “пробабилизм” не заменить банальным “бабизмом”.