Что же касается неисполненного намерения родителей крестить ребенка, то оно не заменяет крещения, тогда бы намерение могло бы заменить все Таинства Церкви. Само намерение – это доброе расположение души, и может быть вознаграждено, но оно никогда не заменяет дела – об этом пишет святой Григорий Богослов в своем слове "На Праздник Крещения". У монаха Ипполита проглядывает крайний протестантский субъективизм: таинство, где действует Дух Святой, уравнивается или заменятся человеческим намерением.
Мне хочется остановиться еще на одном, нравственном аспекте этого вопроса. Гуманизм подтачивает корни христианства. В России в 20-ых годах он принял форму обновленчества – революции в Церкви. Теперь, преданное церковному прещению обновленчество, трансформируется в модернизм, который стремится реформировать все области православного вероучения. Характерно, что вопрос о спасении некрещеных младенцев поднят синхронно вместе с пропагандой абортов и широкой рекламы употребления противозачаточных средств, являющихся по сути дела миниабортами.
Если нерожденные младенцы спасаются, то, значит, аборт представляется не таким страшным злодеянием, а, напротив, женщина, решающаяся на аборт, посылает душу своего умерщвленного ребенка прямо в рай, следовательно, делает ему наибольшую милость. Не все христиане спасутся, а аборт – стопроцентное спасение, значит абортница – мать святых, а абортарий – место, куда сходят ангелы, чтобы брать души младенцев. В общем, нож и клещи палача в белом халате могут за несколько минут сделать больше для спасения души, чем продолжительные труды в течение десятилетий, где еще неизвестен конец.
Поэтому я считаю, что учение модернистов о загробном спасении некрещеных младенцев и жертв абортов, несмотря на их сентиментальные и сердобольные слова, объективно является идеологическим оправданием и апологией абортов. Как не вспомнить здесь слова Салтыкова-Щедрина "Нет зверя более лютого, чем либерал".