Священное слово и человеческое восприятие

Но заимствование не было механическим; термины не пересаживались в Православие, как растения из другого поля. Они подвергались переосмыслению, уточнению, дифференциации; в них влагался новый смысл. Можно сделать сравнение: как человек, воцерковляясь, внешне остается тем же самым, но внутренне преображается, и становится новым существом, так и термины, воцерковляясь через святых отцов, получают качественно новое содержание. Один и тот же термин в Православии и инославии, несмотря на вербальное тождество, имеет различное звучание.

Священное Предание не эволюционирует, не идет от простого к сложному, оно тождественно себе самому. Но Предание раскрывается в богословии, и в этом отношении терминология претерпевает определенные изменения. В различные исторические периоды одни и те же термины могли нести неадекватную семантическую нагрузку, поэтому экзегетика должна обращаться к исторической лингвистике.

Каждый автор имеет свой стиль, лексикон наиболее употребляемых им слов, и средства изображения, характерные для него, поэтому мысль автора становится более ясной через сравнения с параллельными местами в его сочинениях. Например, у преподобного Ефрема Сирина язык изобилует поэтическими образами и обращен, прежде всего, к эмоциональному миру человека. В творениях святого Григория Богослова нередко звучит ирония, как будто неожиданно пробегает волна по странице его книги. У святого Григория Нисского язык тяготеет к философскому осмыслению предмета. Преподобный Максим Исповедник употребляет термины, взятые из стоической и платонической философии, например, «логосы вещей» и «эон», вливая в них новое содержание.

Значительная часть богословских и апологических сочинений были написаны святыми отцами в борьбе с возникавшими ересями. Эти сочинения имели конкретную задачу – предохранить православных христиан от неверного толкования Священного Писания и догматических искажений со стороны еретиков. Так, например, святой Кирилл Александрийский боролся против несторианства, и поэтому его полемические произведения имели задачу доказать божественность Лица Христа Спасителя.

Когда же после Эфесского Собора перед ним встала другая задача – составить богословие, как общую платформу для объединения Александрийской и Антиохийской богословской позиции, то он вступил в сотрудничество со своим бывшим оппонентом епископом Иоанном Антиохийским. Можно сказать, что богословие святого Кирилла Александрийского по существу не изменилось, но обогатилось и стало более гармоничным.

Последующий Халкидонский Собор определил соотношение между божественной и человеческой природами Христа Спасителя. Впоследствии православные богословы, которым приходилось полемизировать с несторианами, главным образом обращали внимание на халкидонское учение о неразделимости двух природ, а те богословы, которые боролись с монофизитством, – на неслиянность природ Христа Спасителя из того же халкидонского вероопределения. Поэтому православный богослов и экзегет должны уяснить цели и задачи, которые преследовали святые отцы в конкретной исторической обстановке и принимать это во внимание при анализе святоотеческих сочинений.

Далее, чтобы интерпретировать взгляды того или другого святого отца, следует учесть, к какой богословской школе и какому течению принадлежал этот духовный писатель: александрийской, антиохийской, константинопольской или низибийской, которые создали свои богословские и терминологические традиции.

Согласно древнехристианской антропологии человек обладает двумя видами слова – эндотетическим (внутренним словом, которое иногда называют внутренним логосом), и профористическим (внешним словом, имеющим вербально-фонетическую структуру). Внутреннее слово однородно и присуще всем людям; благодарю ему, мы можем понимать духовную и душевную жизнь народов различных стран и эпох; оно является основой человеческого познания, центром его гностических сил; оно лежит глубже рассудочной аналитики и образного воображения. Это сфера интуиций, непосредственных созерцаний, проникновений вглубь предметов и истоков событий. Это цельное мышление: оно осуществляется через непосредственный контакт субъекта мышления с объектом.

Профористическое слово это слово рассудка, абстрагированного от духа, это слово поэтических воображений, соединенных с эмоциональной сферой. Профористическое слово – средство передачи вовне эндотетического слова. После грехопадения Адама произошло дистанцирование профористического слова от эндотетического: ложь мысли стала ложью слова. Во время строения вавилонской башни, представляющего собой акт коллективного богоборчества, произошло разделение людей между собой. Профористическое слово распалось и раздробилось на языки племен и народов (по преданию на 72 языка), и это дробление продолжалось в истории человечества.

Сознание человека материализируется все больше и больше. Его нравственные силы притупляются и слабеют и, вместе с тем, увеличивается разрыв и расстояние между внешним и внутренним словом. Посредством действий божественной благодати, преображающей душу человека, восстанавливается связь между эндотетическим и профористическим словами. Это видно у христианских подвижников и аскетов; их речь, несмотря на кажущуюся простоту, обладает силой, проникающей в души людей и захватывающей сердца.

Эндотетическое слово, раскрываясь через профористическое, несет в себе самоочевидность истины. Потому для нас так драгоценны творения святых отцов, которые были одновременно богословами и подвижниками в своей личной жизни, у которых Православие открывалось в их внутреннем духовном опыте, которые могли различать духов истины от духов лжи, которые пребывали в непрестанной внутренней молитве – обращенности души к Богу.

В настоящее время человек духовно деградирует; его душа загружена внешними впечатлениями, отравлена картинами греха – тем культом страстей, в котором попадает человек, чуть ли не с самого рождения. Он дышит атмосферой, наполненной миазмами греха, и только у очень немногих возникает решимость бороться против похоти плоти, духа мира и демонических сил.

Душевный ум человека расщепляется на логизирующий рассудок и страстное воображение. Слово зарождается в человеческом сердце – в центре гностических сил, но профористическое слово получает свою окончательную редакцию в области головного мышления, и теперь язык человека все более становится головным словом, отдаленным и оторванным от интуиции.

Воображение – это язык образов, который также вышел из области сердца и нашел место около сердца. Если сделать сравнение с падением духов с неба в поднебесье, то воображение – это язык периферии сердца, области страстей, где чувственные желания свили свое гнездо. Нам надо объективно оценить свои возможности в области духовного познания и держаться священного Предания Церкви как единственного пути к Богу, как единственного ориентира истины, как единственного критерия Православия. Священное Писание предупреждает нас, что в последние времена на фоне бездуховности появятся лжепророки и лжеучителя, которые будут, подыгрываясь под страсти людей, обольщать их и отводить от Бога.

Условия правильного понимания Библии и патристики (указанные выше) игнорируются лжеучителями, которые выхватывают отдельные цитаты из святых отцов, и из пестрой мозаики этих цитат составляют новые концепции, не имеющие ничего общего с верой святых отцов.

Субъективные исследования, отвергающие или обходящие стороной Предание – это повторение истории протестантизма, с его центробежными векторами, распадами на толки и секты, это процесс внутреннего гниения, который кончается "христианским" атеизмом или теософским адогматизмом. 

Церковь, как продолжающаяся Пятидесятница, как непрерывное действие Духа Святого, никогда не заблуждалась, не попадала ни в какой плен. Она всегда была хранительницей истины, единственно верным истолкователем Откровения. Поэтому вне церковных догматических определений, богословской традиции и Священного Предания, невозможно правильно понять Библию, патристику и богословие.