Ориген и современные оригеновичи

Когда Господь после распятия сошел во ад, то Его узнали как Спасителя те, которые ожидали грядущего Мессию, жили по закону Божьему – устному и письменному – и старались внимать своей совести. Господь вывел эти души из ада. Те, в ком сложное сочетание добра и зла, которые верили в Иисуса Христа, каялись при жизни, но недостаточно боролись с грехом,  – пребывают в аду как бы в состоянии паралича. Они могут быть реанимированы молитвами Церкви, а не личным покаянием, которое невозможно.

Ад – это страна забвения, общее понятие о том месте и состоянии тех, кто не видят Бога очами души через благодать; а геенна огненная, тартар и другие наименования относятся к степени мучений грешников. Для тех, кто в геенне огненной, Бог является предметом ненависти, Бог для них личный враг. Эта ненависть к Богу дает им некое темное, мрачное, мучительное и безумное наслаждение.

Остановимся подробнее на вопросе, почему в посмертном бытии невозможны нравственные метаморфозы?

У нас, живущих на земле, есть две воли: естественная, поврежденная грехом, относящаяся к нашему хотению, и гномическая воля, относящаяся к сознанию: это воля нравственного выбора, и свобода в принятии решений. В посмертном состоянии гномическая воля исчезает. Благодать Божия восполняет недостатки и несовершенства святых (по словам преподобного Макария «некие темные пятна»). Поэтому вечное спасение –  дар Божий, даже для величайших подвижников. Святые в царстве небесном находятся на той степени обожения, когда они внутренне и внешне становятся недоступными для зла и греха. Это не лишение человека свободы воли, а та таинственная любовь, которая делает немыслимым для души совершить грех против этой любви. Воля святых, соединившаяся с благодатью, приобретает в вечности неразрушимую твердость, цельность и совершенство. Это состояние является наградой и венцом победы за подвиг жизни.

У душ, пребывающих в геенне, также теряется гномическая воля. Она растворяется в ненависти к Богу, так что у грешника не остается выбора:  грех, действующий в душе, становится ее вечной доминантой. Что же произойдет с такими грешниками, если к ним сойдет  Христос в Своей Божественной славе? - То, что с Адамом после грехопадения, который бежал от Лица Божия, чтобы скрыться в кустах: грешники, ненавидящие Бога, в Его Божестве увидят только карающую силу, и воззовут как бесноватые вместе с демонами: «Почему Ты пришел мучить нас».

Обращение к Богу возможно там, где есть любовь. Сама вечная жизнь – это раскрытие любви к Богу. А здесь вместо любви – море злобы, или зияющая пустота.

Без благодати сама очевидность мертва. Посмертная очевидность – что Иисус Христос из Назарета Сын Божий – для тех, кто не хотел знать Его при жизни,  является не исповеданием Христа, а устрашающим для грешников фактом. Те, кто осудили Христа на смерть, знали, что Он Мессия (или должны были знать, но не захотели этого), однако восприняли Его как личного врага и предали распятию.

Грех – многолик. Это иррациональная сила, темное дно метафизической бездны, безумие. Грешник, потерявший благодать, увидит в себе самом мысленные образы Иуды, Каиафы, и прочих богоубийц, и более того, увидит сросшийся с его душой темный лик демона. Один несчастный поэт-декадент выразил состояние такого грешника словами:

"Христос, меня к Себе напрасно не зови,
Оставь меня проклятию".

По мнению модернистов, грешники, даже обремененные самыми тяжкими грехами, не погибнут навеки в адских муках, а получат огненное крещение и затем спасутся. Здесь высвечивается католическое учение о чистилище, в его самом радикальном варианте. Преподобный Иоанн Дамаскин, перечисляя прообразы крещения, говорит об огненном крещении, которое очищает не грешников от их грехов, а землю от грешников.

Модернисты составили новый вид богословия, которое мы назвали бы   "маргинально-оригинальным"; маргинальным в том смысле, что они собирают те случайные и ошибочные взгляды святых отцов, которые не приняла Церковь, то есть ищут не золото в Церкви, а шлак за ее воротами;  оригинальным потому что, неудачные выражения, обмолвки, терминологические неточности и ошибки святых отцов они дополнительно подвергают собственным интерпретациям, рассчитывая на то, что из ста человек, по крайней мере, 99  не будут сверять их монтаж с патристическим  текстом, а примут на веру. Так, например, модернисты сознательно профанируют слова святого Григория Богослова о том, что раскольнику и кощуннику Новату ничего не остается, как только крещение в адском пламени, то есть его участь – вечная погибель, а стараются приписать вселенскому учителю мысль, что Новат очистится и спасется в аду через огонь (через пламя полюбит Бога?!).

Модернисты  представляют ад как пересадочную станцию на транзитном пути в рай; во вратах ада стоит церковь, где совершается оглашение душ умерших, а затем преподаются им таинства. Это новаторское извращение противоречит православной сотериологии, которая учит, что человек спасается верой через дела любви; а здесь неверующие встречаются с Христом в аду, получают прощение грехов и все, что может дать Церковь на земле.

Значит, вера для спасения вовсе не нужна? Чем же тогда спасается человек? Здесь у модернистов некое расхождение. Одни отвечают: добрыми  делами и естественной совестью. Другие спасение относят всецело к безмерной любви Божией, где значение нравственного состояния человека по сути дела приближается к нулю. Его конечное спасение уже обусловлено любовью Божией. Но ведь добрые дела неразрывно связаны с душевным состоянием человека? Неверующий будет делать добрые дела по другим причинам и побуждениям, чем верующие: для неверующего непонятна борьба со страстями; он живет своими эмоциями и представлениями; у него нет внутренних нравственных доминатов, а если имеются, то они основаны на гордости, в лучшем случае на жалости к человеку, которая носит чувственно-эмоциональный характер.

Одно и то же дело, совершенное верующим и неверующим, имеет различные причины и характер и поэтому их нравственная ценность не может быть уравнена на весах божественного правосудия. Именно вера формирует духовный лик человека, дает силы совершать добро, очищает его душу от греховных страстей, делает более чутким его совесть.

Верующий творит добро ради Господа; он видит в каждом человеке образ Божий и, поэтому, добро сделанное ради Христа, которое принимает Христос в лице человека, становится вечным и нетленным.

Неверующий видит в человеке только существо, живущее во времени, то есть разумное животное, и этот унизительный взгляд на человека унижает добро, которое делает он. Но даже такое добро не останется без воздаяния и награды, однако спасти душу оно не может: единственный Спаситель это Христос; Он – вечная Жизнь и Путь к вечной жизни.

Если можно было бы спастись одной нравственностью, то каждый  человек, имеющий некий нравственный потенциал, был бы спасителем самого себя. Вообще в концепции модернистов Голгофская Жертва становится непонятной: человек не включается в нее через веру; она остается внешним фактором, величественным апофеозом, но не тайной Искупления.

Некоторые оригенисты заимствовали у Оригена учение о том, что души людей в загробном мире не теряют свободы воли как выбора между добром и злом. По их мнению, у людей по смерти остается гномическая воля, как возможность к нравственному изменению, то есть возможность для покаяния и возрождения грешных душ, находящихся в геенне. Однако, присутствие гномической воли у святых в раю также открывает возможность  для их будущих грехопадений, наподобие того, как согрешил Адама в Эдеме. 

Учение о посмертной гномической воли у грешников и святых логически приводит к циклам Оригена. Райское блаженство и адские муки – это не вечное состояние, а только временные эпизоды. Между адом и раем находится некая лестница, по которой возможно движение как вверх, так и вниз. Свобода воли, не подчиненная ни добру, ни злу, то есть не достигшая ни совершенства, ни полной деградации, создает в бесконечном бытии различные внутренние состояния и внешние ситуации.