Вопросы и ответы: Богословские вопросы

Владимир!

1. Святой Григорий Богослов указывает, что Жертва Христа не была необходимостью для Триипостасного Божества, а явилась свободным актом Его любви. Здесь Григорий Богослов выступает против учения гностиков о том, что действия Божества обусловлены, связаны и ограничены необходимостью, некими сверхзаконами, детерминизирующими Само Божество. Язык Григория Богослова отличается не только необыкновенной красотой и глубиной, но также особым своеобразием. Святой Григорий не только решает сложнейшие богословские вопросы, но хочет, чтобы его слушатели принимали участие в этом решении и следовали полету его мысли.

По моему мнению, вопрос о Голгофской жертве святой Григорий рассматривает в следующей парадигме. Бог – Абсолютный Дух, Который не нуждается ни в чем. Его внутренняя жизнь не может изменяться и становиться иной, так как изменяется только несовершенное и неоконченное. Бог вседоволен и независим от Своего творения; если Ему требовалось бы что-либо как недостающее для Него, то Он не был бы всесовершенен и следовательно всесвободен. Именно поэтому Бог Отец не нуждается для Себя в жертве Бога Сына – она ничего не изменит и не прибавит Ему. Бог Сын, равный Отцу и Духу Святому также абсолютно вседостаточен и всесвободен, и не нуждается для Себя в искупительной жертве. Воплощение, распятие и воскресение Христа как Сына Человеческого ничего не меняет во внутреннем бытии Сына Божьего. Ипостасные свойства Духа Святого также независимы от Голгофской жертвы. Святой Григорий Богослов говорит о том, что никто из трех Лиц Святой Троицы не нуждался в жертве, и опровергает мысль, что она могла быть принесена демону. Господь принес жертву не по необходимости, а по домостроительству, так как в ней нуждалось человечество. На святоотеческом языке домостроительство означает дело или устроение спасения человечества. Христос приносит жертву не по необходимости, что было бы для Бога унизительным, а по свободному волеизлиянию любви. Бог совершенно простое существо; в Нем нет никакой сложности, но мы называем Его свойствами Его действия, как бы преломляя световой луч через грани стекла на цвета.

Мы видим в божественных действиях любовь и справедливость. Существо Бога – одно, оно неделимо, а свойства – проявления Божества. В Боге воедино слиты любовь и справедливость, а также все Его многочисленные атрибуты, через которые человек может умозрительно воспринимать Бога в пределах своей ограниченности. В Самом Боге нет любви и справедливости, пребывающих отдельно друг от друга; в Боге, если можно так выразиться, - «любосправедливость». Бог не может измениться, перестать быть тождественным Самому Себе, как не может перестать существовать. Сын Божий, взяв в Свою Ипостась человеческую природу, замещает собой человечество в Голгофской жертве, оставаясь Самим Собой. Человеческая природа Спасителя, принимает на Себя последствия первородного греха, принимает добровольно, будучи безгрешной, и именно потому, что она безгрешна, совершается жертва, то есть принесение Безгрешного за грешных, Невинного – за подлежащих осуждению. Здесь добровольная замена, а не принудительное действие, как хотели показать это некоторые гностики. Приведу пример. Солдат, жертвуя жизнью, прикрывает своим телом жерло дота. Здесь неправильно будет задать вопрос: кому он принес жертву – врагу или Родине? Я думаю, что надо поставить вопрос по-другому: ради чего солдат принес себя в жертву? – Ради своей Родины и своих однополчан. Его добровольная смерть спасает жизнь десяткам людей, поэтому здесь можно говорить о жертве как о замещении: он заместил собой тех, кто, благодаря ему, остался жив. Бог приносит жертву, чтобы спасти человечество. Если Он вырвал бы человечество насильно у демона, то не спас бы людей, а уничтожил бы в человеке свободную волю как богоподобие, и превратил бы человека в другое существо. Личность одарена свободой воли, поэтому она должна участвовать в своем спасении. Принудительное спасение недостойно Бога – это было бы вторжением в область нравственной автономии человека и разрушением личности, при котором спасение, как синергия Божества и человека стала бы невозможной.

Здесь может возникнуть вопрос: не противоречит ли учение святого Григория Богослова оросу Поместного Константинопольского Собора (против Сотириха), где утверждается, что Христос принес жертву всем Лицам Святой Троицы. Не противоречит. Жертва приемлется Святой Троицей не в том смысле, что Троица нуждалась в ней и внутренняя жизнь Святой Троицы от этого изменилась, а потому что Жертва изменила отношение между человеком и Богом. Жертва Христа была совершенной, бесконечной, в силу Его божественного достоинства, так что могла бы искупить тысячи таких миров, как наш. Домостроительство не кончается Голгофской жертвой, оно включает в себе Воскресение, Вознесение и ниспослание Духа Святого на землю. Но основой спасения остается искупление.

2. Что касается книги протоиерея Петра Гнедича «"Догмат искупления в русской богословской науке", то она вызвала у меня двойственное чувство: с одной стороны, благодарность автору за собранный материал, а с другой – недоверие к объективности автора и неудовлетворенность его методологией и нечеткой терминологией. По моему мнению, Гнедич неправомерно расширил семантический объем богословского термина «искупление», включив в него всю земную жизнь Иисуса Христа. Между тем, в классическом богословии термин «воплощение» четко отделяется от искупления и имеет название кеносис (истощание) – уничижительное состояние Божества. Если профессор Осипов вообще отрицает искупительную жертву Спасителя, и даже иронизирует над словом «искупление», то Гнедич, расширив его содержание, делает догмат о искуплении аморфным, расплывчатым и неопределенным.

Мне кажется, что книга Гнедича не поясняет, а скорее запутывает поставленную им самим ответственную задачу. Надо предупредить, что современные модернисты широко используют метод, употребленный Гнедичем, который называется в логике «расширением второй посылки силлогизма». Например, реформаторы, прямо не отвергая Церковь, расширяют само понятие Церкви, вследствие чего оно теряет православное содержание и становится неопределенным иксом, в который можно вложить различный смысл. Затем модернисты предлагают заново «открыть» и расшифровать догмат о Церкви.

3. Что касается взглядов Патриарха Сергия (тогда архимандрита), изложенных в его диссертации "Православное учение о спасении", то я могу поделиться только со своим мнением, которое может быть ошибочным. Архимандрит Сергий написал свою диссертацию в то время, которое принято называть ренессансом русского богословия. Вначале 20-го столетия в обществе, после повального увлечения материализмом, стал пробуждаться интерес к религиозным проблемам; однако, общество было пропитано духом гуманизма и православное учение рассматривалось интеллигенцией через призму платонизма и гегельянства. Я полагаю, что архимандрит Сергий хотел привлечь интеллигенцию к Церкви путем осторожной гуманизации православного учения, и в этом смысле сделать его более приемлемым для секуляризированного гуманистического менталитета своих современников. Архимандрит Сергий часто употребляет слово «любовь»; но мне кажется, что он интерпретировал в гуманистическом духе само понятие божественной любви и отделил ее от божественной справедливости. Труд "Православное учение о спасении" не выходил из границ Православия. Он был кораблем, который держался наплаву, но уже дал крен от теоцентризма к гуманистическому антропологизму. Я вовсе не хочу сказать, что именно диссертация архимандрита Сергия стала источником для модернистических экспериментов. Известный профессор МДА Тареев держался куда более радикальной позиции и пытался свести религию к эмпирике субъективных переживаний. Не менее известный профессор Несмелов заимствовал свои идеи из протестантизма. Современные модернисты любят указывать на труд «Православное учение о спасении» потому, что он представляет собой больший авторитет, чем опусы вышеуказанных и неуказанных богословов. Надо сказать, что Патриарх Сергий впоследствии перешел на более консервативные и традиционные позиции в богословии, а также отказался от попыток произвести частичную русификацию славянских текстов. Богословские труды Патриарха Сергия в более поздний период отличаются взвешенностью аргументов, ясностью стиля и другими достоинствами. Несколько отходя от вашего вопроса, хочу добавить, что иерей Павел Флоренский увидел в концепциях Тареева попытку упразднить догмат о искуплении, и вступил с ним в полемику по этому вопросу. У модернистов учение о спасении, где любовь проявляется через справедливость, названо «юридизмом» или юридической теорией, а любовь без справедливости – нравственной теорией. Таким образом, у современных модернистов любовь становится не вершиной нравственности, а «наднравственностью», которая затем поедает саму нравственность.

Помоги вам Господи.