Вопросы и ответы: О внутренней жизни
[18/06/2011] Маргарита спрашивает:
Здравствуйте, отец Рафаил!
Я работаю в научной области и знаю, что без большого честолюбия человек мало добьется в науке (да и в других сферах деятельности тоже). Честолюбие – это тот катализатор, который заставляет человека много и упорно трудиться и добиваться успехов. Однако христианство считает честолюбие грехом, который в конечном итоге ведет к гордости. В «Отечнике» написано: «Труды человека, если он не имеет смирения, погубят его: многие великими трудами пришли в гордость и, как фарисей, погибли».
Как же совместить честолюбие и смирение, неужели пожертвовать успехами в профессиональной деятельности ради спасения? Ведь многие блестящие достижения и успехи нужны и полезны людям. Значит ли это, что успешный, но честолюбивый и гордый человек помогает другим, а сам погибает?
Спасибо.
Архимандрит Рафаил отвечает:
Маргарита! Мне кажется, что вы сделали поспешный вывод, будто двигателем науки является честолюбие. Многие ученые были скромны в своей жизни и не искали славы. В древние и средние века многие из научных трудов были засекречены и известны только определенной семье, фамилии или клану. Из-за этого часть научных достижений прошлого была утеряна.
До сих пор неизвестны способы построения пирамид и вычислительные работы, которые производились при этом; неизвестен состав греческого огня, который помогал Византии в течение многих столетий одерживать победу на море; неизвестно каким образом и при помощи каких приборов был составлен календарь майя – наиболее точный из всех действовавших календарей, и многое другое.
Александр Македонский, в письме к Аристотелю, упрекал своего учителя за то, что тот обнародовал свое научное открытие, которым могли воспользоваться профаны.
Я думаю, что науку двигали любознательность человеческого ума и творческий энтузиазм, которые доставляют ученому интеллектуальное наслаждение. Поэтому я считаю, что вы можете продолжать свои научные занятия на христианской мотивации – приносить пользу людям. При этом надо помнить, что великие ученые сознавали ограниченность и условность научных знаний.
Ньютон сравнивал себя с ребенком, который перебирает камушки на берегу моря; Эйнштейн говорил, что когда ученый открывает одну дверь, то перед ним оказывается другая закрытая. Аристотель считал началом науки и философии не честолюбие, а удивление: человек удивляется целесообразности и гармонии мира и хочет постигнуть его законы.
А что касается честолюбия, то это одна из разновидностей гордыни. Думаю, что вам следует бороться не с наукой, с честолюбием и другими страстями. Вот несколько советов: ученый не должен быть категоричным в своих выводах, потому что одни и те же явления можно интерпретировать по-разному, а он не знает, насколько верна ваша интерпретация.
Дарвин более критично и осторожно относился к своей теории, чем его последователи, и свой агностицизм объяснял не научной эрудицией, а тем, что его интеллект превратился в машину, котораяподавила другие силы души (он писал, что если бы его жизнь повторилась, то он часть своего времени посвящал бы искусству, в том числе музыке, которая углубляет и облагораживает гностические способности человека).
Ученый не должен все приписывать себе, а отмечать, что заимствовал у своих коллег или предшественников. При справедливой критике надо признать ее правоту и поблагодарить за помощь.
Советую вам как христианке помнить о релятивизме научных теорий и заниматься экспериментальной наукой. Помните, что честолюбие и самомнение больше всего присущи человеку в возрасте от 14 до 20 лет. Когда композитору Гуно было 20 лет, он говорил: «Только я»; в тридцать лет: «Я и Моцарт», в сорок – «Моцарт и я», в 50 – «Только Моцарт».
Помоги вам Господи.
|