Вопросы и ответы: О семейной жизни
[16/01/2009] Елена спрашивает:
О. Рафаил, благословите! Прошу Ваших святых молитв и совета о р. Б. Ларисе. Много лет назад у нее умер сын, эту смерть она очень тяжело переживала. Затем родился еще один мальчик, поздний. Ее опека по отношению к нему была очевидно чрезмерна, это не лучшим образом сказалось на его характере. Теперь мальчик, Глеб, вырос, ему тринадцать. В последнее время он старается "освободиться" от контроля матери: грубит, не слушается, перестал ходить в храм. Лариса впала в отчаяние: твердит о своем желании умереть, плачет, принимает сильные успокоительные, пыталась отравиться. Не так давно обнаружилось, что у нее рак груди. Многие считают, что ей нужно обратиться к психиатру, но мне кажется, что это просто уход от решения проблемы, которая скорее духовного, чем медицинского характера. Затем: стоит ли мне ввести мальчика в свой дом с тем, чтобы дать ему возможность получить немного "своего" пространства: ребенок неглуп, я бы нашла для него интересное дело, которое дало бы ему возможность как-то реализоваться. Только боюсь не справиться, не будет ли хуже? И, наконец, как мы, те, кто сочувствует этой семье, можем помочь им:что можно сделать, чтобы она оставила мысли о самоубийстве?
Архимандрит Рафаил отвечает:
Елена! Думаю, что психиатрия здесь не поможет, а еще больше усугубит болезнь Ларисы. Я был знаком с некоторыми верующими психиатрами, которые посещали храм, но у них были искаженные понятия о вере и христианстве. Идея вечной жизни у них почти отсутствовала; глубиной христианской символики они мало интересовались. Для них посещение храма было позитивной традицией, связанной с определенным внушением. Стояла ли за этим какая нибудь духовная реалия или нет – их почти не интересовало; к этому вопросу они относились агностично. Возможно, что мой опыт общения с этими людьми был ограничен и я не могу делать каких либо твердых обобщений, но на меня тяжело действовал их прагматичный подход к религии, когда храм становится орудием и средством какой-то душевной настройки, а сама идея общения с Богом, как с живой Личностью, не отвергалась, но тонула во мраке непроницаемой трансцендентности. Было похоже, что они верили не в целительную силу благодати, а в целительную силу слова и обстановки храма.
Когда я спрашивал: а многих ли вы пациентов вылечили, они отвечали уклончиво, а наиболее откровенный из них сказал, что кроме химических препаратов, есть одно средство воздействовать на больного: это заставить себя любить его. А когда я спрашивал снова: как вы можете заставить себя любить его; ведь любовь – животворящее чувство сердца, связанное с чувством жертвенности, а не артистическое воображение, что вы любите? – то опять не получал ответа.
Я остановился на этом вопросе несколько подробно, чтобы объяснить какое противоречие может возникнуть в душе Ларисы от несовместимости психиатрии с христианством. Она должна будет или отойти от веры и отдаться лечению психиатра, или же увидеть искусственность и бессилие самой психиатрии и подвергнуться новому разочарованию.
Думаю, что прежде, чем брать к себе ребенка, надо испытать и себя и его – пригласить его на время побыть у вас, ничего не обещая и ни к чему обязывая себя. Покажите Ларисе, что не только вы нужны ей –это она и так знает, а что она сама нужна вам, что ее жизнь вовсе не бессмысленна.
Призываю на вас Божие благословение. Помоги, Господи, вам и Ларисе.
|